Рассказ батальонного разведчика

Рассказ ветерана об участии в Сталинградской битве невольно напомнил мне прочитанную книгу «Белый ангел в поле», в которой тоже рассказывается о последних днях битвы на Волге. Писатель Николай Грибачев как будто срисовал военные эпизоды из боевой жизни дивизионного разведчика Петра Кущева.

… Бураном мело снег по тонкой корке блестящей скользкой наледи, матово отсвечивающей под луной. В вихрях разыгравшейся степной метели с трудом угадывались очертания двенадцати всадников – конных разведчиков, проникших в логово фашистов в районе Калача. Командованию было необходимо узнать: где именно окруженные немецкие части готовят прорыв. В колышущейся снежной круговерти разведчики обнаружили колонну людей, пересекающих белую степь. Командир разведгруппы Петр Кущев отдал приказ как можно плотнее приблизиться к вражеской колонне. Скрытые метелью разведчики пошли на сближение. Уже будучи в считанных метрах от гитлеровцев, они увидели такую картину: закутанные в тряпье немцы понуро брели по степи, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг. Но больше всего разведчиков поразило то, что все они были без оружия.

— Какие они теперь вояки? Им одна дорога – в плен,— сказал Петр Афанасьевич товарищам по оружию и отдал приказ двигаться на Калач.

В предрассветных сумерках замаячили занесенные снегом дома, за которыми угадывался закованный льдом Дон. Разведчики оставили коней под присмотром одного из бойцов в небольшой балке, а сами стали потихоньку передвигаться к реке. На другом берегу чернели длинные строения, над которыми виднелась вышка. Тишину разрезал стрекот крупнокалиберного пулемета, взбороздив снег буквально в двух шагах от нашей группы.

Поняв, что обнаружены, бойцы вступили в перестрелку, и в рассвет полетела ответная очередь. Дуэль пулеметов продолжалась недолго: вскоре огонь с вышки прекратился, и разведчики поползли по донскому льду к баракам, оставив позади пулеметчика, готового в любой момент прикрыть огнем своих товарищей. Приблизившись вплотную к строениям, разведчики увидели, что те окружены густыми рядами колючей проволоки. Сквозь забитые досками окна доносились крики. Было понятно: в этом месте содержатся военнопленные. Последняя охрана после перестрелки разбежалась, и Петр Афанасьевич с товарищами принялись сбивать замки с бараков.

— Когда открыли двери, нам стало страшно,— вспоминал фронтовик. – В проемах стояли изможденные люди с землисто-серыми лицами, грязные и оборванные. По остаткам военного обмундирования мы поняли, что перед нами пленные красноармейцы. Многие из них не верили, что мы советские солдаты, и даже русская речь не внушала им доверия. Измученные люди приняли нас за переодетых полицаев, выманивающих их на улицу для расстрела…

Позже дивизионных разведчиков перебросили в район станицы Клетской. Была такая же суматошная метельная ночь января сорок третьего года, когда в очередном разведывательном рейде наши бойцы обнаружили немецкий аэродром с двадцатью семью вражескими самолетами. Летчики были расквартированы в соседнем хуторе.

— Мы перекрыли дорогу, чтобы помешать летчикам приблизиться к самолетам,— продолжал рассказ боевой разведчик.— Я послал вестового с донесением в часть. Спустя полтора-два часа рядом с нами уже были советские танки. На предельной скорости они ворвались на вражеский аэродром, в упор расстреляли технику и двинулись к хутору, где ночевали летчики…

Навсегда остался в памяти Петра Афанасьевича еще один эпизод, когда его конные разведчики встретились с пятью немецкими танками.

— Мы спрятали лошадей в овраге неподалеку, а сами заняли оборону. С собой у нас было противотанковое ружье и гранаты, поэтому приняли решение атаковать. На нашей стороне была внезапность. Подбили один танк, другой, немцы мечутся, и не могут понять, в чем дело: ведь до передовой еще далеко. Только одному танку удалось уйти невредимым, четыре, полыхая, остались в донской степи…

Петр Афанасьевич замолк. Похожих эпизодов, навсегда сохранившихся в памяти, за годы войны у фронтового разведчика было немало. А еще, в память о тех метельных днях и ночах у него остались медаль «За оборону Сталинграда» и солдатский орден Славы третьей степени.