Меню
16+

«Нехаевские вести.ru»

Волгоградская область/Нехаевский район
29 марта 2024, пт 2024.03.29 18:52:21
16+

Нехаевские вести

Нехаевские вести

987

На досуге

САВРАС

По прошествии большей части жизни невольно начинаешь задумываться о её смысле, назначении, содержании, привитых ценностях и устоях. Часто, с высоты приобретённых знаний и опыта, мировоззрение и отношение к различным событиям меняются, приобретают новое звучание и мы всё чаще задаём себе вопрос: «Почему так получается?» Исчезают наши станицы и хутора, всё меньше остаётся в жизни позитивных эмоций. А может, стоит оглянуться назад и там поискать ответы?

Уклад жизни наших предков складывался веками. Может всё же что-то у них получалось лучше нашего, и не надо было ломать всё под корень? Ведь, к примеру, в станице Луковской по разным источникам проживало в «лучшие времена» от девяти до двенадцати тысяч человек, а сейчас — менее шестисот, из которых большая часть пожилого возраста. По некоторым данным, когда в 1654 году Украина присоединялась к России, там тоже насчитывалось девять тысяч человек. Моё мнение, что дело здесь не только в процессах урбанизации, но и во многом другом.

На мой взгляд, крепче были «корни». Совсем не зря древние письмена приписывают знать своих родственников до седьмого колена. Это предписание носило и практический характер: нельзя было вступать в брак парам, состоящим в родстве ближе седьмого колена. Вот вам и своя генетика. Страшным грехом были аборты, а дети не упархивали далеко от родительского гнезда.

Но не только об этом хочется поговорить. Со страниц районной газеты я хочу призвать земляков вспомнить всё позитивное, что приятно вспоминать, что берет за душу, цепляет за живое.

Не так давно и в школе, и в обществе нас учили, что надо правильно говорить, учили «гэ-кать», поправляли что «кочет»- это петух, «барак» — это строение, а не овраг. Может быть, с приобретением «правильной» речи мы что-то потеряли? Перестали «гутарить» и «чавокать», но стали ли мы от этого лучше? Сомневаюсь. Скорее просто потеряли самобытность.

Как-то, будучи ещё курсантом, в кубрике я употребил слово «стулиц» по отношению к обычной армейской табуретке. Мой друг-москвич живо отреагировал:

- Как, как ты сказал, — «стулиц»!?

-Да, — «стулиц»,- спокойно ответил я.

Далее последовал долгий спор о том, как правильно надо говорить. Я его убеждал в том, что наша деревенско-казачья речь богаче их городской. Наповал сразилдруга мой пример.

-Вот как по вашему, по-городскому, к примеру, будет называться одно отдельно взятое стекло в оконной раме?

- Стекло и есть стекло,- ответил он.

-Вот! А по-нашему это «аболонка», у нас богаче словарный запас!

Друг после спора долго про себя что-то бормотал, хмыкал и тихо повторял: «Стулиц, аболонка…»

В нашем районе много неравнодушных людей старающихся сохранить нашу культуру. Не так давно с супругой побывали на концерте детского ансамбля «Чобор» в районном Доме культуры. Душу захлестнули такие эмоции, что навернулись слёзы. Ах, какие голоса, какие песни, какие танцы!!! Низкий поклон Раисе Фёдоровне Мишаревой, Надежде Владимировне Мирошниченко, Марии Ивановне Кругликовой, которые вложили свою душу в казачье творчество, огромное спасибо и всем участникам коллектива. А вот Владимир Акимов разместил в «Одноклассниках» ролик 80-х годов о казачьих праздниках. Там были кадры и из станицы Луковской. Многих, лихо голосящих с экрана, уже нет в живых. Так тронуло.

Предлагаю в «районке» открыть специальную страничку, где сообща попытаться воскресить нашу самобытность, сохранить вековую мудрость предков, «погутарить» о том, что слышали от бабушек и дедушек, а может и сами готовы рассказать о том, что поможет отдохнуть душой, стать внутренне богаче и краше. Как вступление предлагаю вашему вниманию свой рассказ «Саврас».

М.Н. Браташов, ст. Луковская.

Зимний вечер. Во дворе крепчает колючий мороз. В свете луны разноцветными отблесками, как новогодняя мишура, переливается иней на снеговом одеяле палисадника и ветвях именных яблонь. В хате, слева от входа, у стены расположилась бабушкина панцирная кровать с никелированными грядушками, мягкой периной, большими перьевыми подушками и расшитой подзоркой. Над кроватью на стене прибит плюшевый ковёр с изображением пасущейся семейки оленей. Справа от входа в хате старыми местными мастерами сложена русская печь с двумя длинными деревянными ступеньками, ведущими на тёплую лежанку. В грубке весело потрескивают дубовые дрова. Свет от пламени пробивается через тонкие щели дверцы топливника и весело играет по половикам. На половиках, невдалеке от печи, вальяжно развалилась разомлевшая от тепла разноцветная кошка. Бабушка Катя сидит посредине кровати, свесив ноги на пол, глубоко утопая в перине. В её руках озорно постукивают вязальные спицы, при каждом подёргивании за нить клубок из стороны в сторону катается по полу. За клубком вяло, одними прищуренными глазами, наблюдает кошка.

Как помню, мне лет пять, не больше. Я резво пробегаю из горницы в хату и врезаюсь в мягкую перину возле бабушки. Следует строгий, но полный любви окрик:

-Мишанькя! Чаво ты скачишь, как Саврас без узды?!

-Ба, а чё такой Саврас?

-Залась на подушку, расскажу.

И я, удобно расположившись за бабушкиной спиной и укутавшись тёплым одеялом, придрёмывая, слушаю её простой, похожий на русские сказки рассказ.

…Саврасом кликали коня. В те времена в станице Луковской был конноплеменной табун, в который назначались как производители казённые жеребцы. При рождении у казака сына отец должен был заблаговременно озаботиться отправкой хорошей кобылы в тот табун, чтобы успеть дать на службу сыну доброго коня. Справляясь на службу, казак должен понимать, что добрый конь это всё, что нужно для него; не зря меж казаков гутарють: «Добрый конь подо мною — Господь надо мною, с хорошим конём служба в удовольствие, с плохим – наказание». Можно было, конечно и купить коня, но тогда надо было выбирать крепкого, на прочных ногах и с хорошей спиной, но всё равно это будет чужой конь. Чтобы он стал другом, мог вынести раненого казака с поля боя, с ним надо было вырасти вместе. А потому с самого раннего детства у казачонка вся жисть была связана с конями.

-В годе эдак…ну когда я сама ещё была маленькой, мне моя бабушка рассказывала — продолжала она свою историю,- родилси у крепкого казака нашей Луковской станицы первый сын. Ох, какая это была радость для всей семьи! Радовались, поздравляли отца и станичники. Тогда люди ещё умели радоваться чужому счастью.

В сорокадневном возрасте взрослые казаки вместе с отцом облачили казачонка в одежонку на казачий манер, сшитую матерью, и прицепили сбоку «шаблюку», после чего отец возвратил его матери и сказал: «Вот тебе Казак».

Когда у ребенка прорезался первый зуб, его верхом на коне повезли в нашу церковь и служили молебен святому Иоанну — воину, чтобы рос храбрым и преданным Богу и Православию.

Когда мальчонке исполнился год, пришло время исполнения старого обычая-первой стрижки. Крестная мать с женщинами-родственницами усадила его на кошму и первый раз в жизни остригла, да всё приговаривала хорошими пожеланиями, пела старинные песни. Остриженные волосы тщательно собрала в киот именной иконы, которую подарили казачонку при рождении. Эта икона будет сопровождать его всю жисть. Мать при том не присутствовала — обычай не дозволял.

Крестный отец, стоя у двери, не входя, спросил:

-Готов ли казак?

-Готов. Принимай!- отвечала крёстная.

-Пошли, сынок!- сказал крёстный.

Потом в присутствии родственников — мужчин, казачонка посадили на неоседланного отцовского коня, специально покрытого шелковым платком, и провезли вокруг церкви. Тут крёстному надо ухо держать востро. По тому, как вёл себя малыш, гадали о его будущей воинской доле: хватался за гриву — будет жив, плакал, пытался слезть или валился с коня — будет убит. Крестный отец вел коня, запоминал приметы, но матери ничаво не говорил ни он, ни другие. Так было у нас заведено от роду.

А уж с трех лет казачонок вовсю самостоятельно ездил верхом по двору, пятилетним скакал по улицам, стреляя из лука и играя в войну.

Дальше больше, вся жизнь казачат переплеталась с жизнью коней: выпас, купание, кормление в стойлах, чистка, джигитовка, игры, первые сборы и много, много ещё чаво.

Казак, про какова гутарю, для сына ничего не жалел. Отправил в племенной табун молодую резвую кобылицу чистокровной донской породы. В назначенный срок, как на заказ родился у неё жеребёнок. Похож он был на маму отчасти, только внешне. Схожесть выдавала крепкая, широкая светло-рыжая спина и длинные ноги. На этом все и заканчивалось. Грива и хвост были тёмными почти совсем чёрными, да с тёмными подпалинами снизу были ноги, словно он в утробе матери долго скакал по пепелищу. Мечтал казак, что жеребёнок будет расти и мужать вместе с сыном, а когда придёт пора сыну служить, станет ему надёжным товарищем. Жеребёнок быстро встал на еще неокрепшие ноги и сразу показал свой буйный нрав, вопреки кроткому спокойному характеру матери. Часто взбрыкивал, подходивших к нему, норовил поддать лбом крепко сложенной головы. Из-за масти все его стали звать Савраской. Так и прикрепилась кличка. Савраска рос быстро. Луга на Станках баловали его сочной травой, Хопер поил прохладной водой. Набравшись силы, он носился вокруг табуна как ветер с развивающейся чёрной гривой. И чем больше чувствовал он в себе силу, тем больше в своих играх отдалялся от табуна и никто не мог его удержать. Ни на какое тревожное ржание своей матери Савраска не обращал внимание. Погонщики с ним сбилися с ног. Жаловалися казаку, а тот, гордясь, только расправлял огрубевшими от работы пальцами усы и приговаривал: «До-о-о-брый растёт коняка!»

Поначалу встревожил казака только один рассказ погонщиков. Заосеняло тогда рано. Савраска как обычно резвился по Станкам самостоятельно. Все уже к этому привыкли. Думали, что нагуляется — придёт. Хоть и был не по возрасту огромен и буен, а всё-таки заметили за ним одну слабину, он долго не пренебрегал материнским молоком. Бывало, набегавшись подлетит к матери и нетерпящим возражений движением прильнёт к материнскому соску. У всех матерей наверное сердце устроено одинаково. Мать замирала, с нежностью смотрела на сына, и не могла насмотреться. Когда ещё она его увидит?! Только в этот момент он бывал тих и покладист. И в тот день всё было как обычно. Вечерело. Лес бросил на луг густую тень, в которой с трудом различался силуэт Савраски. Кобылицы паслись на противоположной, солнечной стороне луга. Набегавшись, Савраску стала мучить жажда. Он подбежал к пересыхающему озерцу, расположенному у самого леса. Наклонился, и крупными глотками, с характерным звуком стал жадно заглатывать воду. Вдруг из леса прямо на Савраску выскочил огромный бирюк. В нескольких метрах он слегка приостановился, словно вымеряя движения перед решающим броском, оскалил большие жёлтые зубы. Боковым зрением Савраска увидел врага. Как взрослый встал на дыбы, передними копытами стал совершать круговые движения в сторону волка. Тот опешил. По Станкам прокатилось страшное ржание, эхом отразилось от леса, пролетело по всем полянам и растворилось в займище. По табуну пронеслась дрожь, как после удара молнии. К Савраске на полном ходу уже скакали два погонщика, размахивая нагайками. В следующее мгновенье Савраска с прыжка перешел на крупный галоп, и казалось, не касаясь земли, пущенной стрелой полетел по лугу. Увидев, что волк скрылся, погонщики пустили коней рысью.

А вот по-настоящему казак встревожился, когда в загоне попытались надеть на уже повзрослевшего Савраску уздечку. Он опять, как при виде волка заржал, встал на дыбы, перепрыгнул через ограждение и был таков. Потом рассказывали, как пытались поймать его арканом. Но он вырвал казака из седла, а потом каким-то чудом отделался от сжимающей шею удавки. Все последующие попытки также не имели особого успеха. Поведение коня обсуждала вся станица. Отмечали, что был коняка силён не только телом, но и умом. Много баек ходило о Савраске по поводу ево набегов на казачьи огороды, поля и даже сараи. Много, наверное, списывали на него и чужих «подвигов». Кто-то ругал коня, кто-то восхищался. Последних, пожалуй, было больше. Им нравился необузданный, по настоящему казачий нрав коня. Он не терпел любого насилия над собой, и насколько хватало лошадиных сил, боролся с этим. Повзрослевшего его стали звать Саврасом.

Хозяин сдался первым. Вопрос стал, что с Саврасом делать дальше.

-Пристрелить и дело с концом! – предложил один казак как-то на майдане. Повисла тягостная тишина. Но по тому как другие казаки подальше отстранились выступавшего, все поняли – «обчество» против…

И тут Саврас опять сам принял решение. Он перестал подпускать к себе людей совсем. Стрелой носился по луковским буграм, ночевал летом где-то на лугах, зимой его присутствие замечали на гумнах и левадах. Казаки на него почему-то не обижались. В одном был верен Саврас — от станицы далеко не уходил. Идущим шагом Савраса никто не видел. Всегда летел быстрее ветра. Если скакал по улице, то все прижимались к обочинам, опасаясь попасть под копыта коня. Красив был и когда мчался по буграм, все останавливались и смотрели с замиранием сердца. Даже казачки, неся на коромыслах тяжёлые вёдра с водой, прерывали свой ход и любовались. Часто его видели среди молодых кобылиц племенного табуна. Казакам это было любо, они были рады иметь таких сильных, красивых и выносливых коней, как Саврас. Однако в сердцах имели тревогу: «Ак ежли норовом уродится в отца?».

Так продолжалось довольно долго. А еще с той-то поры в Луковской станице в определённых случаях и к людям стали применять выражение: «Скачет, как Саврас без узды».

КАЗАЧЬЯ СКАЗКА: А, может, так оно и было?

Жила в одном из хуторов казачка Мария. Уж такая была фифа – избалованная, до чужих дел прилипчивая. Дай ей кого-нибудь обсудить, так она целый день тому косточки перемывает. Мужу ее, Сергею, тоже доставалось: «У всех мужья, как мужья, а ты у меня увалень. Все живут богато, а ты — оборванец».

Вот как-то собрался Сергей на сенокос, взял косу, ушел сено косить. Домой он так больше не вернулся. Говорят, его с собаками искали и только через год в другом хуторе нашли — жил у вдовы казачки, и домой наотрез возвращаться отказался, говорит: «Пускай эта судьиха своих кур судит».

Стали с тех пор казаки звать казачку «Машка-судьиха». Осталась у нее дочь Маринка трех лет, которую она возненавидела. Каждый раз ей выговаривала: «Это ты во всем виновата, что отец от нас ушел. Так и орешь, что рот у тебя не закрывается. Все ешь и ешь, когда только наешься, такая прожорливая — мочи нет. Чтоб тебя черт забрал!»

Черт у них в хуторе тоже имелся — жил в старой заброшенной мельнице.

Сто лет тому назад умер мельник. Так вот, после его смерти какая-то чертовщина на мельнице происходить стала: коровы пропадут — как сквозь землю провалятся, а ежели пьяные казаки пройдут мимо мельницы, то вмиг трезвеют. По ночам в окошке мельницы свет горел, а в ветреную погоду мельница сама зерно молола.

Вот казаки и стали за десять верст мельницу обходить, детей к ней не пускать. А черту этого и надо было — жил спокойно, никто его не тревожил. Он был поставлен главным над черными силами в хуторе. Был у него в мельнице на втором этаже кабинет оборудован: на потолке — колокольчик, на столе — волшебная тарелка с яблоком.

Творятся черные дела в хуторе… Кто черта вспомнит — зазвонит колокольчик. Возьмет черт свою тарелочку, катнет яблочко по краю, тут же на донышке тарелки показывают ему все, что в хуторе творится. Заядлым рыбаком был. Лодка у него своя, поэтому рыбаков уважал, старался им помочь. Детей черт любил, своих у него не было — холостой.

Вот однажды спал после рыбалки черт, вдруг зазвонил колокольчик. Проснулся с неохотой: «Кто ныне про меня опять вспоминает?» Встал, потянулся, взял свою чашку, толкнул яблоко и видит: Машка-судьиха, опять дитя свое ругает, про черта вспоминает. Взял черт свою книгу, прочел заметки. Смотрит – сто один раз за неделю она его вспоминала, свою дочь попрекала. Надел черт картуз казачий, сюртук синий, шаровары с лампасами, сапожки хромовые, на нос свой поросячий очки напялил, для солидности. Прискакал к Машке, зашел в курень, смотрит — в горнице дочка одна сидит на полу — в куклы играет. Посмотрела она на черта, спросила:

- Кто ты, дяденька?

- Черт я Белоног, пришел за тобой. Только вот не знаю, что же мне с тобой делать?

Вырвал черт из чуба своего волос, бросил над головой, и Маринка превратилась в маленькую девочку с наперсток. Достал черт из кармана коробку спичек, высыпал спички в печь русскую, Маришку посадил в коробку и в карман убрал. Вышел на двор, в сарае взял лопату и пошел в палисадник. Видит — яблоня отросток дала. Выкопал он этот отросток, занес его в курень, положил на кровать. Вырвал ещё волосок из чуба, бросил его над отростком, и превратился отросток в Маришку. Да так похоже, что мать родная не отличит.

Поскакал черт огородами на мельницу. Прискакал, достал коробочку, положил ее на стол, а сам спать лег.

Маришка долго сидела в коробке из-под спичек, скучно ей стало. Начала ножками толкать в стенки, коробка и открылась. Осмотрелась девочка и видит — черт спит, а на столе беспорядок. Прибралась Марина, собрала крошки на столе. Из фантика конфетного сделала подушку и одеяло, постелила их в спичечный коробочек, легла спать.

Проснулся черт, видит — на столе все прибрано. «Работящая, хотя и малышка совсем, — подумал черт, — что же мне с тобой делать? Отдам-ка, я ее бабе Яге!» Затем передумал: «Куда бы лучше пристроить?»

Открыл свои записи: только два человека его не вспоминали: муж с женой — Андрей да Ксения. По 40 лет им. Зажиточные были, все у них ладно — и в хозяйстве, и в отношениях, а вот детей Бог не дал. Ксения каждый день в церковь ходила, поклоны клала, ребеночка вымаливала. После долгих дум передумал черт им девочку отдавать. «Оставлю себе — хозяйственная, помощница. Воспитаю, как дочь родную. А вырастет — с племянником свадьбу сыграю». Сидит черт думает: «Вот мне счастье-то привалило — дочь у меня появилась! Надо теперь и Андрею с Ксенией помочь!»

Взял метлу и полетел в ангельскую канцелярию. Прилетел к воротам небесной обители, а ангелы его не пускают, говорят:

- Лети к своему начальнику подземному.

Черт им отвечает:

- Прилетел я просить за двух людей смертных — Андрея и Ксению. По 40 годков им, а детей у них нет. Про меня они никогда не вспоминают.

Выслушали черта ангелы и говорят:

- Рассмотрим твою просьбу. Если заслуживают они, будут у них дети.

Вернулся черт на мельницу, превратил Маришку опять в большую девочку. У Андрея с Ксенией через год сын народился, назвали Алексеем. Родители души в нем не чаяли. Пошалит Алексей — посмотрит на него отец, говорит: «Нельзя так делать». Дед Григорий говорил Андрею:

- Балуешь ты сына. Хоть бы раз накричал на него.

- Моя кровинушка. Зачем кричать? Вырастет — сам все поймет.

Черт Белоног дочь воспитывал по-своему: в строгости, но с любовью — бережливость и опрятность дочери прививал. Так и росли молодые люди в послушании да в запрете, но друг друга не видели. Исполнилось Маришке 18 лет. Говорит ей черт:

- Поженю я тебя на племяннике — знатный черт на соседнем хуторе.

- Нет, — говорит Марина, — не хочу за черта. Отдай меня за казака.

- Хорошо,- говорит Белоног. — Первый, кто зайдет в мою мельницу, — будет тебе мужем.

К тому времени сравнялось 18 годков и Алексею, только тогда его родители выпускать на улицу стали. И все трусом его обзывали, «маменькиным сыночком». Однажды решили над ним молодые казаки пошутить:

- Докажи всем, что ты не трус. Сходи на старую мельницу, возьми жерновцы и принеси их нам.

Так, одной из темных ночей, пришли молодые люди к мельнице, спрятались в кусток, а Алексей направился к мельнице. Заходит а там девица сидит, спрашивает:

- Как тебя зовут?

- Алексей, — ответил казак.

- А меня — Марина. Зачем пришел?

- За жерновцами.

- Дам я тебе жерновцы, но ты должен будешь на мне жениться.

- Ладно, — ответил Алексей. Взял жерновцы и вышел прочь. Отдал жерновцы казакам, а сам домой пошел, разбудил отца с матерью и все им рассказал. Говорит отец сыну:

- Дал ты слово казачье. Значит, завтра поедем невесту сватать.

Запряг Андрей тройку белых лошадей в повозку, посадил жену и сына, поехали к мельнице. Открыла им девица голубоглазая, белокурая, в одеяниях белых. Говорит:

- Проходите, гости дорогие. Спасибо вам за хлеб, соль.

- Приехали мы тебя сватать, девица. Где твой отец? — спрашивает Андрей.

- Отец сейчас придет — черт он, а зовут его Белоног.

Входит черт в одежде казачьей. Перекрестились Андрей с Ксенией с испуга.

- Не бойтесь меня. Воспитал я дочку свою по всем обычаям казачьим — научил всему, что знал сам. Я не против свадьбы наших детей. Другого жениха и желать не стоит.

Рассказал черт, как у него появилась дочь Марина. Захотела та поехать с матерью знакомиться. Запряг черт шесть лошадей белых в карету посеребренную, посадил в неё дочку с Алексеем, сам — за кучера. Подъехали к казачьему куреню. Вышла на стук измученная хозяйка, спрашивает:

- Чего вам надо?

- Путники мы, — говорит Марина, — разреши, хозяюшка, нам переночевать?

- И рада бы вас пустить, только вот дочь у меня больная.

- Могу я, хозяюшка, помочь твоей беде, — говорит ей Марина.

Вошла в курень, взяла девочку на руки и говорит:

- Хозяюшка, сходи в колодец, принеси ведро воды ключевой, а в саду вырой неглубокую ямку и жди меня.

Пришла Марина с девочкой в сад, поставила ее ногами в ямку, полила водой. Превратилась девочка в яблоньку с плодами спелыми.

- Вот потому она и плакала — корням землица нужна… Я — твоя дочь законная. Наказал тебя черт за грехи твои.

Упала Мария дочери в ноги, прощение просить стала. Простила её дочь. Сыграли свадьбу Алексей и Марина, а черт дочери в приданое — мельницу. Стали молодые хлеб молоть. Давно такого помола не было в округе: со всех хуторов везли казаки свое зерно. За Белонога благодарная дочь атамана станичного просила:

- Возьми, атаман, моего отца судьей к себе. Честный он — лучшего не найти, знает все законы.

Не хотел, было, атаман брать черта на работу, не по вере это православной. Упала Маришка в ноги атаману, заплакала. Дрогнуло сердце атамана, сжалился:

- Пусть приходит. Посмотрим.

Знатным судьей стал Белоног: с соседних станиц казаки просились на суд к нему — в очередь становились, ждали решения судейского. Только вот священнику местному черт не по душе пришелся. Как увидит черта – крестится, на другую сторону переходит, через правое плечо три раза плюёт. Стали замечать казаки, что черт начал к Машке-судьихе похаживать. Вскоре сделал черт предложение казачке. Мария и согласилась, но только с одним условием — в церкви венчаться. Думала, отступит Белоног от своего решения. Нельзя было черту в церковь идти, запрет им, чертям, даже близко к церкви подходить. Но что ради любви не сделаешь. Решил — будь, что будет. Зашел в церковь, а поп на него накинулся:

- Уходи, сила нечистая, прочь из святого места.

Вдруг с иконы Николая Угодника свет яркий пошел и прямо попу в глаза. Сошел с иконы легкой поступью святой и говорит священнику:

- Окрести ты черта этого именем Степан, а затем обвенчай его с Марией.

Принял ангельский совет решение: за усердие и совесть его чистую, поступки правильные, за просьбы о людях грешных, сердце смелое — превратить черта в человека.

Послушался поп Николая Чудотворца — окропил черта водой, дал ему крест Господний поцеловать. Отвалились у Белонога рога, хвост и копыта. Вместо копыт – ноги человеческие. Только нос чем-то пипку свиную напоминал. Стал он смертным человеком. Черт станичный над ним потешался:

- Дурак! Променял бессмертие на юбку бабскую.

- Человек я теперь! — Степан отвечал. — Проживу свою жизнь, как сам захочу. Не нужно мне бессмертие, не хочу зло творить, чтобы потом душою вечно мучиться.

Стали Степана звать по фамилии Белоногов, а полностью — Степан Егорович Белоногов. Родила ему Мария сына — назвали Егором. Так Степан был рад сыну, что открыл в себе еще два таланта — красивый голос и умение играть на гармони. Казаки с казачками, слушают, голосу красивому дивятся. Мимо куреня проходил тот самый поп, который Степана окрестил. Зашел в курень:

- Степан Егорович, стань певчим у меня в хоре, давненько такого чудного голоса не слыхивал.

С тех пор стал он петь в церковном хоре. На свадьбу Степана звали. Степан старался никому не отказывать. Помнят казаки хуторские эту историю, детям рассказывают, да поговаривают:

- Даже черт человеком стать смог. Поэтому не стоит людям чертям уподобляться.

Алексей Неведров, Нехаевский район

Оригинал взят у cossack_circle

ПРОВАЛ … В ПАМЯТИ

Сказать, что Санек любил выпить – это, практически, ничего и не сказать. Для хуторского балагура и остряка каждое очередное застолье превращалось в своеобразный ритуал преклонения перед зеленым Змием.

В горячую летнюю пору было не до гулянок, а вот зимой — два, а если повезет — и три раза в неделю он отправлялся в сельмаг, где долго и пристально рассматривал витрину со спиртным, и не менее долго решал, что в этот раз приобретет для своих посиделок с друзьями.

Жена, конечно же, знала о слабости второй половины к спиртному и, как могла, пресекала на корню его вылазки за пределы скотного двора, постоянно загружая супруга работой.

- Сашенька, лапушка, у коровки навоз вычистить надо, козочкам свежего сенца в хлев подбросить, а куры уже полдня сидят в закрытом катухе без воды, — причитала она каждый раз, когда видела, что ее благоверный начинает с тоской посматривать в заиндевелое окно.

Чаще всего Сашка молча отправлялся убирать скотину. Но бывали периоды, когда душа требовала праздника, и тогда он рявкал на жену, что ей, мол, и самой делать нечего, и сидя целыми днями дома, она вполне может без него обиходить живность.

Начало весны оказалось снежным и морозным. С раннего мартовского утра Санек маялся от тоски по празднику и ждал удобного момента, чтобы «свинтить» из дома. Но Мария была начеку.

- Я хочу попросить, тебя, мой хороший…, — начала было она издалека… Однако муж, по опыту зная, чем может закончиться очередная беседа, начавшаяся с ласковых слов, с досадой хмыкнул: «Ну, завела знакомую пластинку! » и, громко хлопнув дверью, зашагал в гараж. Там стояла новенькая, купленная пару месяцев назад «Нива». С любовью протерев автомобиль от пыли снаружи и до блеска отполировав панель приборов, мужчина начал тщательно собирать снасти для зимней рыбалки. Уложив все необходимое в багажник, глава семейства зашел на кухню, заглянул в холодильник, по-быстрому побросал в пакет половину курицы, кусок сала, несколько соленых огурчиков из трехлитровой банки, прихватил буханку хлеба со стола и, бросив жене: «Я с кумом на рыбалку», почти бегом бросился в гараж. Супруга, занятая в ванной стиркой, из-за гула работающей стиральной машины не сразу разобрала, что сообщил ей разлюбезный. А когда до нее дошел смысл сказанного и она глянула в окно, останавливать мужа было уже поздно: его машина скрывалась за поворотом.

Мария от обиды даже разревелась, а Санек, прихватив лучших друзей Петра и Пашку и, конечно же, пару заветных бутылок с горячительным, отправился на реку удить рыбу.

Подледный лов как-то не задался, но мужики не огорчались. Усевшись поудобнее на раскладных стульчиках, они выпивали, закусывали, травили рыбацкие и охотничьи байки. Время летело незаметно, пару раз друзья по очереди отправлялись в ближайший хутор к знакомой бабке Матрене за добавкой, и каждый раз, возвратившись на речку, продолжали дружественную гулянку...

Домой горе-рыбаки возвращались затемно и без рыбы. В теплой машине мужиков совсем «развезло». Когда на дорогу, запорошенную снегом, прямо перед машиной выпрыгнул заяц, водитель, не успев среагировать, сбил косого.

- Хоть какая-то добыча будет, — пьяно ухмыльнулся Санек, бросая бездыханное тело погибшей под колесами зверюшки в багажник автомобиля.

Виляя из стороны в сторону по безлюдному проселку, «Нива» с рыбаками, наконец-то, добралась до хутора. Друзья отправились по домам пешком, а Санек, подъехав к воротам, долго сигналил в надежде, что выйдет жена и откроет гараж. Не дождавшись помощи, мужчина неуверенной походкой добрался до заветного строения, чертыхаясь, открыл ворота и, едва не зацепившись дверцей машины за одну из створок, все-таки загнал машину под крышу.

В доме стояла гробовая тишина. Погремев пустыми кастрюлям и не обнаружив в них ничего съестного, Сашка завалился на диван в прихожей и умиротворенно засопел.

На следующее утро жена, словно Санек был пустым местом, молча проходила мимо. На кухне не витали привычные запахи борща и прочих вкусностей. Сашка понял, что Мария объявила «бойкот», но особо не расстроился. Голову и без ее нотаций буквально разрывало на части, душа требовала опохмелки, на которую нечего было рассчитывать. Весь день мужчина провалялся на диване. Даже негромкий голос диктора в телевизоре отдавался глухой болью в его голове…

С понедельника пришла долгожданная оттепель. Пригрело яркое солнце, с крыш зазвенела веселая капель, на базах запарили навозные кучи. Сашка усердно принялся убираться в сараях, ведь нужно было вымаливать прощение жены, продолжавшей дуться и изводить его своим молчанием.

Тем временем весна дружно вступала в свои права. Буквально за неделю под ярким солнцем сошел снег. Постепенно, видя раскаяние мужа, оттаяло и сердце Марии. К тому же, впервые за последние годы на восьмое марта тот раскошелился на дорогие духи и веточку мимозы.

… К очередным выходным на кухне привычно позвякивали кастрюли, пахло жареным и сдобой. После обеда жена снова занялась стиркой, а Сашка, впервые за две недели, пошел в гараж, чтобы вытащить снасти и прибраться в автомобиле.

…Спустя несколько минут разгневанный супруг стоял на пороге. Мария ошарашено смотрела на абсолютно трезвого, но, казалось, обезумившего мужа. Он подлетел к ней и, брызгая слюной, во все горло заорал: «Это что за сволочь мне в багажник дохлятину засунула!?».

- В какой багажник, кого засунула?! — женщина, недоумевая, как была с невыжатой наволочкой в руках, так и заспешила за супругом к выходу.

В гараже действительно, стоял крайне неприятный запах, а в багажнике «Нивы» лежал непонятный белый комок. Приглядевшись повнимательнее, Мария поняла, что в машине — дохлый заяц. Она, что было мочи, мокрой наволочкой охладила пыл разъяренного мужа…

Три дня Сашка ходил насупленный. Мало того, что он получил, по его мнению, совсем незаслуженную оплеуху от второй половины, ему пришлось еще и самостоятельно отмывать автомобиль, проветривать салон от зловонного запаха.

Двухместную палатку, которую Санек брал на рыбалку, и на которой затем в течение двух недель разлагался заяц, пришлось сжечь вместе с неудачной добычей.

Мария еще долго, по поводу и без повода, упрекала незадачливого супруга за пьяную рыбалку, порчу семейного имущества и провал в памяти, каждый раз приговаривая: «Надо ж было так нажраться, чтобы память пропить. Не ровен час, когда-нибудь без головы домой вернешься!».

Сашка, помня мокрую наволочку на той самой голове, в ответ только отмалчивался, и на рыбалку с бутылкой больше не ездил.

Н. Толстопятова.

ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ

Домик Прохоровых приютился на самом краю хутора. Удаленные на изрядное расстояние от главной сельской улицы пятистенок и окружающие его хозпостройки казались будто приклеенными к хуторку и смотрелись одиноко и заброшенно.

Хозяин усадьбы Архип Кузьмич, недавно вышедший на пенсию, выглядел настоящим стариком. Немудрено, ведь за последние годы он перенес много горя и страданий. Сначала погиб единственный сын Прохоровых. Не успел Архип смириться с одной бедой, как в дом постучалась другая. Так и не сумев оправиться после тяжелой утраты, спустя десять лет умерла жена. Архип после похорон супруги совсем потерял интерес к жизни, стороной обходил односельчан, не вступал с ними ни в какие разговоры и даже перестал здороваться при встрече.

Люди удивлялись разительным переменам в нем, ведь в юности силач и балагур Архипка был первым парнем на селе, виртуозно играл на гармошке, отлично плясал, заразительно смеялся. На всех деревенских свадьбах заводила и душа компании гармонист Архип был просто незаменим.

Теперь, глядя вслед удаляющейся сгорбленной фигуре Кузьмича, односельчане удрученно кивали головами и говорили: «Да, прокатилась судьба асфальтовым катком по жизни Архипа…».

Зимой Архип Кузьмич проводил дни и ночи в своей берлоге (мужчина частенько называл так свой дом), смотрел в одиночестве телевизор, иногда пиликал на гармошке грустные мотивы. Два раза в неделю он выбирался в магазин за продуктами.

С наступлением весны, как только пригревало солнышко и начинали подсыхать тропинки, Архип торопился на кладбище, на свидание к жене. В хуторе своего погоста не было, и всех ушедших в мир иной хоронили в соседнем населенном пункте. Там, за семь километров, покоилась теперь и его Марфа Ильинична. В хорошую погоду Архип отправлялся в путь на своем потрепанном «Запорожце», в дождь и слякоть же приходилось преодолевать неблизкий путь пешком. Но он дал себе слово: как можно чаще «ходить в гости» к супруге, рассказывать ей о своей одинокой жизни. И мужчина старался исполнять свою клятву…

Время неудержимо двигалось вперед. Архип потихоньку старел и слабел. Ноги отказывались служить хозяину, одолевали другие многочисленные болячки. К тому же начал барахлить и его верный помощник «Запорожец». Все реже и реже появлялся он у Марфушиной могилки. Сначала походы на кладбище сократились до раза в неделю, затем он стал появляться у могилы жены только раз в месяц, а позже – всего два раза в год. Первый раз, чтобы привести могилы жены и сына в порядок перед Святой Пасхой, а второй — непосредственно в Светлое Христово Воскресение. Редкие свидания, редкие беседы с Марфой, а ведь в часы посещения кладбища Архип мог часами разговаривать с женой, как с живым человеком.

Здоровье, между тем, становилось все хуже у Архипа, и тогда он нашел простой выход. Взяв понемногу землицы с могилы Марфы и сына, он перенес ее поближе к дому и прикопал в дорогом сердцу месте, там, где прошло первое юношеское свидание с его любимой Марфушей, где впервые ее поцеловал, и они поклялись в вечной любви друг другу. Не забывали это местечко Прохоровы и после свадьбы, приходя сюда с маленьким сынишкой, бывали вдвоем тут и после гибели сына. Обнявшись, как в далекой юности, молча сидели на поросшем мхом и поваленном ураганом дубе. Супруги думали каждый о своем, вспоминали далекую, безвозвратно ушедшую счастливую молодость.

Перенося землю, Архип Кузьмич был уверен, что душа покойной жены отыщет это место, и опять будет рядом. Снова Архип проводил все свободное время на святом для него участке, в паре километров от подворья, любовно обустраивая этот уголок. Вскоре рядом с маленьким холмиком земли появилась скамеечка, смастеренный из жердей и веток шалаш и даже небольшая часовенка. Летом старик принялся за обустройство шалаша: он принес в него пару охапок сена, старый тулуп, потрепанное одеяло и подушку. Днями пропадая здесь, Архип нередко засыпал в шалаше, а уходя домой поздним вечером, складывал вещи в угол и забрасывал их сеном.

Но в доме старику было неуютно. И тогда он выходил за калитку и, расстелив на скамейке ватник и поудобнее усевшись на него, мог часами смотреть на звездное небо. Погрузившись в мыслях в свое прошлое, словно сквозь решето, Кузьмич процеживал всю свою жизнь и поступки.

С летнего луга постепенно накатывала ночная прохлада, и в памяти Архипа всплывало его детство: вот его трехлетнего карапуза здесь, на этом самом лугу, отец впервые посадил на коня. А вот уже в годы юности он первый раз увидел свою Марфу.

Словно в полудреме старик вспоминал, как с матерью провожали на фронт отца, и тот, вложив в маленькие ручонки сынишки гармошку, сказал: «Учись, сынок, играть на этой штуковине, она станет верной подругой тебе и в радости, и в горе…

Слова отца стали пророческими. Зимними вечерами, когда за окном выла и скулила злая вьюга, мать сидела за шитьем или вязанием, а маленький Архипка, взяв осторожно гармонь, учился играть на ней. А еще он любил, забравшись на теплую лежанку, сверху наблюдать за происходящим в комнате. Мальчик видел, как мать, опустившись на колени, молится у икон: просит Матерь Божию и Николая Угодника уберечь ее Кузьму от смерти. Глядя на лики святых, Архипка тоже просил их быстрее возвратить отца домой.

Похоронка обошла стороной дом Прохоровых, вместо нее пришло казенное извещение: «Ваш муж Прохоров Кузьма Ильич в одном из боев под Сталинградом пропал без вести». Это сообщение хоть и было страшным, но оставляло матери слабую надежду на то, что супруг ее жив. С этой надеждой она так и прожила всю свою жизнь…

Пока женщина с утра до ночи пропадала на работе, рослый и не по годам смышленый Архипка, выполнив наказы матери по домашнему хозяйству, отправлялся на луг к поджидающим его ребятишкам. Заливавшийся во время весеннего половодья луг летом высыхал и покрывался зеленой травой. Однако местами в ямах и низинах оставалась вода, а значит, у босоногой детворы был реальный шанс наловить рыбы. Архипка даже выпросил для этих целей у матери старую тюлевую занавеску. Шпагатом прикрепив ее к двум отполированным до блеска палкам, он соорудил что-то наподобие маленького бреденька. Этой незамысловатой рыболовной снастью пацаны по очереди бороздили облюбованный водоем, делая это до тех пор, пока все живое, находящееся в воде, не оказывалось на берегу. Затем мальчишки принимались за дележ рыбы. Удовлетворенные добычей, они мчались по домам, искренне радуясь, что на ужин будет наваристая уха и, конечно же, похвала родителей.

В голодные послевоенные годы уха считалась деликатесом на крестьянском столе.

А еще пацаны выискивали на лугу обладавший кисловатым привкусом конский щавель и жадно набрасывались на него. Набивая свои животы этой травой, они, как могли, боролись с постоянно преследовавшим их чувством голода.

В летний зной, сбросив с плеч нехитрую одежонку, мальчишки загорали, раскинувшись на зеленой луговой траве. Прищурившись, они наблюдали за облаками, сравнивая их с теми или иными предметами или животными.

Понежившись на солнышке, детвора разбегалась по домам, где каждого из них ждали свои обязанности: наломать хвороста, полить капустник, насобирать молодой лебеды для свиней, покормить кур…

Детство как будто проплыло перед взором Архипа Кузьмича. С луга потянуло сыростью, стало прохладно. Прервав воспоминания, дед Архип засеменил в дом. Из открытого окна потом еще долго разносился надрывный и жалобный плач его «тальянки».

Наутро все повторялось снова. Надев по заведенному еще Марфой обычаю чистую рубаху и брюки, Архип Кузьмич, не торопясь, шел в магазин за продуктами, а по возвращению принимался за завтрак.

Питался старик, в основном, тем, что покупал в торговой точке. Из горячего на его столе в последнее время бывал только чай.

Затем Архип смотрел по телевизору новости, а после обеда непременно уходил «на свидание с Марфой». Там, в беседе с покойницей-женой, он мог выговориться и поплакаться на жизнь. Он жаловался супруге, что лиса утащила со двора последнюю курицу, а их любимица Жучка ослепла на правый глаз, что и некогда благоухающий цветами двор сегодня потихоньку зарастает травой, а он не в силах с ней справиться. Ну и, конечно же, старик рассказывал жене о том, что хуторяне в последнее время считают его чудаком. Он не в обиде на это, просто старается не обращать внимания на злые языки. Так Архип Кузьмич часами говорил с Марфой, сетовал, как ему тяжело жить без нее. Просидев до самого вечера, старик уныло плелся домой, чтобы провести полночи на скамейке, прислушиваясь к стрекотанию кузнечиков, перекличке лягушек на лугу, утробному плачу сыча, вылетевшего на ночную охоту. Родные и до боли знакомые звуки обжигали сердце Архипа, а мысли снова уносили его в далекое прошлое…

…Окончив восьмилетку, Архип пошел работать, чтобы хоть как-то помочь матери. Потом была служба в армии. И вот его, живого и здорового, отслужившего три года, с радостью встретила постаревшая и совсем седая мать. Плача и причитая, старушка на коленях умоляла сына больше не уезжать и быть всегда рядом. С грустью парень окинул взором заросший двор, покосившиеся сараи, плачущую мать, и мужские скупые слезы скатились по его щекам. Вот тогда он пообещал матери никогда не покидать родной для него уголок.

Две недели служивый поправлял покосившийся забор, приводил в порядок двор, латал дыры на хозпостройках. А потом он отправился в правление колхоза. Председатель был немало удивлен столь раннему появлению Архипа. Обычно после демобилизации хуторские парни отдыхали по два, а то и три месяца, а некоторые и вовсе уезжали в город — на легкие хлеба. Руководитель хозяйства хорошо помнил Архипа по юношеским годам, знал о его любви к животным, а потому, не раздумывая, поручил ему вместе с напарником ухаживать за гуртом молодняка.

Так началась трудовая биография Архипа Прохорова.

Позже, оценив усердие и ответственное отношение мужчины к порученному делу, руководство доверило ему молочное стадо. Долгие годы работы в животноводстве принесли свои плоды. За честный, добросовестный труд Архип Кузьмич был награжден орденом Ленина, а в качестве поощрения получил «Запорожец». Всю свою жизнь он отдал животноводству, оттуда его проводили на пенсию…

Устроившись на любимую работу, Архипу нужно было решить и другую, не менее важную задачу: найти свою суженую. И он нашел ее. Спустя год, Архип привел в дом молодую симпатичную казачку, ставшую любящей женой и незаменимой помощницей старой матери.

…Увлекшись воспоминаниями, старик не заметил, как плотный туман, окутавший его с головы до ног, мгновенно покрыл одежду мелкими капельками росы. Съежившись от холода, Архип Кузьмич в очередной раз заторопился в дом. И снова вечернюю тишину наполнили жалобные мелодии, полностью отражающие состояние души одинокого, убитого горем гармониста.

Дни Архип Прохоров пропадал у любимой Марфуши, а вечера проводил наедине со своими мыслями. Глядя на луг, он вспоминал, как трепетно относилось к этому участку руководство колхоза. До сенокоса сюда строго-настрого запрещалось запускать животных. Пасти здесь коров можно было лишь после того, как трава на буграх и в балках была полностью съедена и вытоптана. К этому времени на лугу подрастала сочная зеленая отава, которой хватало стадам до самой глубокой осени.

Заготовке сена в хозяйстве уделялось особое внимание. Выкашивался, подчас вручную, каждый мало-мальски пригодный участок – лесные поляны, лесополосы, балки… Ну а луг, конечно же, оставался всегда на первом месте, так как давал большое количество сена.

О начале лугового покоса развешивали объявления. Передавали из уст в уста при разговорах. Бывало, с раннего утра, оставив коров и коз на выгоне на попечении пастуха, односельчане группами и в одиночку спешили на край хутора, где начинался знаменитый на всю округу луг. Под густыми кронами тополей собиралась с литовками мужская компания, громкими разговорами и смехом тревожа обитателей луга. Немного поодаль особняком держался женский коллектив. Бабы, в основном, приходили с граблями и вилами. Им предстояло разбросать тонким слоем плотные ряды свежескошенной травы для скорейшей их просушки. Но были среди мужчин и женщины, рискнувшие прийти с косами. Это были одинокие вдовы, привычные к мужской работе и умевшие подчас утереть нос некоторым мужикам. Для них, как правило, отводился отдельный участок с низкой травой для облегчения покоса.

Ровные места выкашивались тракторами или конскими травокосками, а неудобья приходилось косить вручную. На каждый участок отправлялась группа косарей. Косьба представляла собой завораживающее зрелище и сопровождалась особым ритуалом. Начинал покос лучший за последние два-три сезона косарь. Сделав три-четыре пробных взмаха косой, он ставил вертикально косье, протирал лезвие свежескошенной травой, а затем осторожными движениями точильного бруска подправлял острие косы. Засунув точило за голенище сапога, начинал первый рядок. Взмах – и трава покорно ложится к ногам, второй, третий взмах — и заиграла, зазвенела литовочка в сильных и ловких руках косаря. Следом за первым становился второй косарь, третий, пятый, десятый… И вот уже живая ступенчатая цепочка уверенно двигалась вперед по лугу.

… Архип оказался десятым в цепи косарей. Следом за ним свой рядок шел невысокий, хлипкий на вид казачок. Мысленно сравнивая свое мускулистое тело и хиленькое телосложение идущего следом, Архип ехидно ухмыльнулся. Он был уверен: ему не грозит услышать грозный окрик: «А ну, пошевеливайся, а то пятки отрежу!».

Архип прибавил ходу, но каково же было его удивление, когда, обернувшись, он увидел в паре-тройке метров сзади лицо хитро улыбающегося казака. Молодой мужчина от досады хмыкнул и, не жалея сил, замахал косой, в надежде оторваться от преследовавшего его косаришки. Докашивал рядок он будто в тумане и, уже возвращаясь для очередного захода, почувствовал дружеское похлопывание по плечу. Это был тот самый неказистый казак. Подмигнув, он бросил Архипу короткое: «Молодец!» и зашагал дальше. Душа Архипа Прохорова запела – это была самая дорогая похвала в его жизни.

…Кузьмич вспомнил, как на лугу, среди баб, разбрасывающих валки, он впервые обратил внимание на Марфу, ловко орудующую вилами. Становилось понятно – это орудие труда знакомо ей с детства. А еще парня поразила красота девушки: слегка курносый нос, вьющиеся из-под косынки рыжие волосы, длинные ноги. Архип сразу понял, что эта казачка и есть единственная на всю жизнь — его судьба.

Марфе льстило, что чернобровый высокий парень заинтересовался ею. Она приметила его еще раньше, на хуторских вечерках. Да и он наверняка видел ее в хуторе. Но именно здесь, на лугу, они впервые взглянули друг на друга по-новому и почувствовали силу притяжения…

Покос продолжался три дня, еще столько же требовалось, чтобы сгрести и скопнить подсохшую траву. Пойма в те дни напоминала растревоженный муравейник, только вместо муравьев на лугу суетились люди. Архип и Марфа принимали самое непосредственное участие в процессе. Полностью доверив основную работу своим напарникам, молодые спешили на луг и, несмотря на колкие шутки односельчан, проводили рядом целый день. А вечером, тайком покинув шумное молодежное веселье, убегали на край хутора, в знакомое только им местечко, находившееся неподалеку от дома Архипа…

Наступила осень — пора престольных праздников и свадебных гуляний. В один из праздничных дней молодые сыграли скромную нешумную свадьбу. Свекровь приняла невестку, как родную дочь, но ее теплые чувства оказались недолгими. Дождавшись замену, пожилая женщина буквально угасала на глазах, и совсем скоро тихо ушла в мир иной, так и не дождавшись с войны своего Кузьмы, но и не смирившись с его гибелью.

Архип и Марфа мечтали иметь много детей, они хотели, чтобы в их доме не умолкали веселые звонкие голоса. Ну а для большой семьи нужен добротный дом и крепкое подсобное хозяйство. Первым делом глава молодой семьи взялся за ремонт дома. Поменяв соломенную крышу на шифер, он подрубил сам дом, заменил окна. На земляной пол уложил новенькие, поскрипывающие и пахнущие смолой сосновые доски. А немного погодя, пристроил большую светлую веранду. Вскоре во дворе Прохоровых появились добротные сараи, а в них – корова, козы, овцы, птица. Дело оставалось за детьми. Пошел третий год, как сыграли свадьбу, а они по-прежнему оставались вдвоем с Марфой. Архип уже начал сомневаться, что сможет стать отцом, но однажды Марфу Ильиничну потянуло на солененькое, а вскоре догадку молодой женщины подтвердили врачи. Хорошей новостью она поспешила поделиться с мужем. Архип был на седьмом небе от счастья. Всю тяжелую работу по дому он взял на себя, и буквально пылинки сдувал с беременной жены.

Рожала Марфа в районе. Что пошло не так в родах, Архип так и не узнал, но жене было срочно сделано Кесарево сечение. Ребенка и мать спасли, а вот иметь детей женщина больше не могла.

После врачебного приговора Марфуша сникла, что-то надломилось в характере жизнерадостной и заводной жены. Малыш, которого окрестили Игнатом, рос мальчиком болезненным и капризным. Чрезмерная забота и слепая родительская любовь сделали свое черное дело. Игнат вырос жадным самовлюбленным эгоистом. Спекулируя на чувствах родителей, он требовал то одно, то другое. Велосипед, мотоцикл, навороченный радиоприемник, кассетный магнитофон — он ни в чем не знал отказа. Одежда, в которой щеголял единственный сыночек, приобреталась втридорога. Ровесники старались поменьше общаться с заносчивым юношей, а тот еще больше озлобился на мир. Учиться сын не любил и не хотел, у него появились вредные привычки. Родители старались не замечать перемен в характере и поведении сына и продолжали его баловать. Школу Игнат закончил без особых успехов, но тем не менее ухитрился поступить в сельхозинститут. В хуторе поговаривали, что орденоносец Архип выхлопотал для сына направление на учебу от колхоза.

Там, в городе, жизнь Игната и вовсе покатилась по наклонной. Он связался с криминалом, а потом произошла роковая трагедия — Игнат погиб. В хуторе о нелепой безвременной смерти молодого парня судачили разное. Одни утверждали, что смерть напрямую связана с криминалом, другие говорили, что он погиб под колесами автомобиля, за рулем которого сидел пьяный водитель. Свидетелей ДТП не нашли, дело ушло в архив, а Архип и Марфа остались без единственного сына…

…Архип Кузьмич тяжело вздохнул. Было далеко за полночь, а память не давала уснуть старику.

Он никогда не забудет, как тяжело переживала гибель сына любимая супруга. Она практически не поднималась с постели, выходила на непродолжительные прогулки только по настоятельной просьбе мужа. Врачи направили женщину в область, но и там доктора не смогли установить точный диагноз. Отчаявшись, Архип Кузьмич решил тогда обратиться к знахаркам, хотя до этого всегда подшучивал над всяким колдовством, считая все это чистой воды шарлатанством. Одна из многочисленных знахарок сказала, что причиной недуга является тоска по сыну, и пообещала вылечить женщину. Сколько потом слышал подобных обещаний Архип Кузьмич, колеся на Запорожце от одной целительницы к другой, он не считал. Одно время ему показалось, что Марфа пошла на поправку, стала выходить на улицу, готовить завтраки и обеды. Перед десятой годовщиной со дня гибели сына жена затемно поднялась с постели. Надев чистое нательное белье, она накинула синее платье в горошек, которое нравилось Архипу, и принялась наводить порядок в доме. Закончив уборку, она начала готовить пирожки с начинкой из сухофруктов, чтобы помянуть сына. Когда рожок сельского пастуха поднимал заспанных нерадивых хозяек, Марфа уже ловко орудовала сковородой и ухватом у русской печи…

Пироги у хозяйки получились, как всегда, пышными и румяными. Уложив выпечку на блюдо, Марфа обильно полила их майским медом, сверху накрыла блюдо чистым полотенцем и попросила мужа разнести пирожки по соседям. «Пусть помянут нашего Игнатушку», — со слезами на глазах сказала она, провожая мужа до двери.

Раздав пирожки, Архип заторопился домой. На веранде по привычке постучал в дверь, но там была тишина. Чуя неладное, Архип Кузьмич бросился в горницу: на полу лежала его Марфа Ильинична. Легко подняв исхудавшее тело жены, Архип осторожно уложил ее на кровать и поспешил к телефону, чтобы позвонить в медпункт. Приехавшая фельдшерица поставила неутешительный предварительный диагноз: инсульт в тяжелой форме. Сделав укол, она вызвала скорую помощь, которая отвезла Марфу в райцентровскую больницу. Архип, крестя вслед «скорую», укорял себя за то, что оставил больную жену без присмотра, и молил Бога, чтобы все обошлось.

На третьи сутки, не приходя в сознание, Марфа Ильинична умерла.

Сидя на скамейке, дед Архип будто раскладывал по полочкам свою жизнь. Он никак не мог понять, почему это случилось именно с ним. Но за плечами стоял мрачный опустевший дом, где раньше ярко и приветливо светились окна, вместо напевного голоса Марфы, зовущего его ужинать, стоит зловещая тишина. В опустевших сараях больше не хрюкают поросята, не мычит корова. Да и он сам, когда-то рослый и крепкий, после двух перенесенных инфарктов превратился в сгорбленного чахлого старичка…

…Очередной гипертонический криз приковал к постели Архипа Кузьмича. От госпитализации старик отказался, объясняя это тем, что не на кого оставить любимого кота Ваську да старенького кобеля Шарика. Сердобольные хуторяне вызвали земляку доктора, снабжали его продуктами, лекарствами.

Сегодня, проснувшись, Архип Кузьмич почувствовал себя бодрее. Приняв необходимую микстуру и попив чая, впервые за две недели вышел во двор. Не зная зачем, он обошел покосившиеся сараи, приласкал весело вилявшего хвостом Шарика. Возвратившись в дом, старик побрился, приоделся и сам сходил в магазин за провизией.

Ощущая себя практически здоровым человеком, Архип Кузьмич принял решение наутро отправиться «на свидание» к своей Марфушеньке. Подготовку к важному для него походу он начал с вечера. Аккуратно подстриг бороду и усы, обрезал торчащие в разные стороны космы волос, затем тщательно вымыл голову и тело горячей водой с ароматным шампунем, чудом уцелевшим от прежней счастливой жизни. Достав из сундука новенькие кальсоны и нательную рубаху, облачился в них.

Решив прихватить с собой кое-какие харчишки, достал из холодильника свежекупленную палку колбасы, пару яиц, несколько помидоров. Сунул в сумку буханку хлеба, не забыл положить соль, столовый нож и чистое полотенце. Затем, заглянув еще раз в холодильник, достал оттуда початую поллитровку , а из шкафа – граненый стакан. Закончив приготовления, Архип улегся в кровать. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Ворочаясь с боку на бок, он долго не мог заснуть. А когда усталость все-таки сморила его, во сне он увидел свою Марфу. Покойница-жена уходила от него, зовя за собой, и он покорно шел следом. Догнав жену, Архип попытался обнять ее, но она вдруг куда-то исчезла. Очнувшись, Архип Кузьмич перекрестил лоб, подушку, прошептал молитву. Но стоило ему задремать, как сон повторился снова, где, наконец, ему удалось догнать жену и крепко прижать к своей груди. Проснувшись в холодном поту, Кузьмич понял, что прижимает к сердцу подушку.

Кукушка в настенных часах прокуковала пять раз, но старик не спешил покидать нагретую за ночь постель. Он с интересом наблюдал, как рассвет тихо вползал в комнату, выхватывая из темноты силуэты различных предметов. Он силился понять: что означает его ночной сон и куда так настойчиво звала его супруга? Возможно, это оттого, что он безумно скучает по жене, а может, жена зовет его к себе на вечный покой.

Поднявшись, старик оделся, аккуратно заправил постель. Поверх добротного шерстяного костюма накинул легкую нейлоновую куртку и, опасаясь промочить обильной утренней росой ноги, сунул их в резиновые сапоги. Взяв котомку с продуктами, он вышел на улицу. Вот-вот из-за леса на востоке должно появиться солнце. Стоял сентябрь: на полях, лугах и в рощах властвовало бабье лето, распустив по ветру космы-паутины. Старик запер входную дверь на висячий замок, спрятал ключ под ковриком на крыльце, взял посох и зашагал к калитке. Стоя в воротах, он еще раз окинул взором свою усадьбу, на глазах выступили непрошенные слезы. Трижды перекрестив дом, дед Архип, не торопясь, зашагал по еле приметной тропке, ведущей к лугу. Он взобрался на пригорок, где в далекой юности коротал летние вечера с Марфой, и, опершись грудью на посох, осмотрелся вокруг. Внизу, в серебристом тумане, раскинулся луг. Не так давно он отдавал все свои богатства людям, а сегодня, отвыкший от людского гомона, топота копыт и вжиканья кос, потихоньку зарастал камышом и вербами…

Дед Архип ругнулся и уныло поплелся на родную поляну. Лес встретил настороженной тишиной своего старого знакомого, и только частая гостья этих мест ворона, склонив набок голову, с интересом наблюдала за пришельцем.

…На поляне царил беспорядок, столик и скамейка были разломаны, старое одеяло и тулуп, служившие постелью для деда Архипа в летнее время, выброшены из шалаша. И только сооруженные им могилка и часовенька остались нетронутыми. Конечно, подобные погромы случались и раньше, но сегодня старику стало особенно обидно. Вытерев слезы, Архип Кузьмич принялся за работу. Надо было как можно скорее восстановить порушенное чьей-то бездушной рукой святое для старика место…

Архипа Кузьмича Прохорова обнаружили на следующий день. Ребятишки, знавшие о существовании шалаша, нередко играли здесь в казаков-разбойников. Увидев деда Архипа, они совсем не испугались. Старик сидел на свежескошенной траве, прислонившись спиной к огромному дереву. Рядом на полотенце лежали аккуратно нарезанные ломтики хлеба и кружочки колбасы, чуть дальше валялись граненый стакан и бутылка из-под водки. Мальчишки окликнули деда Архипа, но старик молчал. Поняв, что он мертв, ребята бросились в хутор, чтобы позвать взрослых.

Что произошло ночью на лесной поляне, знают только вековые дубы, растущие вокруг, но они упорно хранят молчание…

В.Ф. Родионов,

х. Верхнереченский

«Ты—мое счастье!»

Симпатичная розовощекая девчушка с огромным ранцем за плечами весело шагала по дорожке, что-то напевая себе под нос. Вдруг она ускорила шаги, а потом побежала вприпрыжку и с радостью бросилась в объятия ожидавшего ее во дворе мужчины. Они о чем-то весело говорили, а потом, взявшись за руки, заторопились в небольшой уютный домик, где их ждал приготовленный мамой обед.

Наблюдая со стороны, по-доброму завидуешь, как же дружно и счастливо живет эта семья, какие замечательные между ними отношения! Но так было не всегда.

…Четырехлетняя девочка в грязной одежонке с чужого плеча одиноко копалась в куче мусора, выуживая оттуда цветные стекляшки от разбитой посуды, пластиковые бутылки, пустые пузырьки из-под парфюмерии. Собрав все это в полиэтиленовый пакет, малышка понесла свои «сокровища» домой. Приютившись на полу грязной, захламленной квартиры, она стала потихонечку, чтобы не беспокоить спящую на кровати мать, раскладывать вокруг себя принесенное.

Очень хотелось есть, но на столе стояла лишь грязная кастрюля из-под супа да лежал кусочек черствого хлеба, в который мертвой хваткой вцепилась ободранная черная кошка. Пустая бутылка из-под спиртного валялась тут же, около стола. О еде опять придется забыть. Может быть, пойти к соседям или к родственникам? Нет, нельзя! Мама рассердится, будет ругаться, а то и отшлепает как следует по мягкому месту. Совсем не хочется играть. Хочется супа, каши или хотя бы хлеба. Пожевать чего-нибудь, только бы не урчало в животе. Так было вчера, позавчера, месяц назад. И завтра тоже не сулит ничего хорошего. По вечерам, когда появляются дяденьки—мамины знакомые, девочке может перепасть конфета, печенье, а то и кусочек колбасы.

Она молча собралась и отправилась к бабушке, живущей  неподалеку. Здесь ей тоже не очень-то рады, но накормят, разрешат немножко побыть в тепле. А потом отправят домой, чтобы мама не беспокоилась, не искала. У дедушки с бабушкой на воспитании еще двое братишек Аленки (так зовут девочку). Пенсию они еще не получают, работать в селе негде, перебиваются тем, что выращивают на своем подворье и продают. Это не бог весть какие деньги. Хватает лишь на оплату за свет да за газ. Не шикуют, поэтому  лишний рот, даже такой маленький, как у внучки, для них—обуза. 

Однажды в дом, где жила девочка, приехали люди из райцентра. Долго и бурно что-то обсуждали, а потом увезли малышку и поместили в приют. Вот там-то и произошла ее встреча с нынешним папой. Того до глубины души тронули огромные голубые глаза, в которых отпечаталась такая недетская тоска. Он решил: девочка должна жить у них.

Приехал домой и не знал, как сообщить супруге о своем решении. Та сразу заметила: что-то не то. Но молчала, ждала, что он сам расскажет. Когда же все узнала, приняла решение: едем знакомиться с Аленкой.

Сначала девочку забирали домой на выходные, а когда оформили опекунство, она переехала к ним на постоянное место жительства.

Кажется, все хорошо. Но вдруг сын, который в это время проходил службу в армии, категорически заявил: приеду домой, чтобы никакой Аленки дома  не было, и так теснота, повернуться негде. Зачем эта обуза на старости лет?

Возраст у родителей и вправду немолодой—без малого пятьдесят, да и здоровье оставляет желать лучшего. Но они вовсе не собирались возвращать девочку в приют. Да и служивый вскоре поостыл, стал менее категоричен, а когда вернулся домой, подружился с Аленкой, как и родители, полюбил ее всей душой.

Взять на себя заботу о ребенке из проблемной семьи—большая ответственность. Необходимо подобрать ключик к маленькому заледеневшему сердечку, растопить его. И сделать это надо деликатно, чтобы не ранить, не задеть его честь и достоинство. Как правило, в подобных ситуациях приемным родителям приходится учить детей самому элементарному—пользоваться вилкой и ложкой, туалетными принадлежностями. Новые игрушки Аленка сразу же сломала. Она просто не знала, как с ними играть. Пришлось учить ее и этому.

Девочка в свои четыре года мало чем отличалась от других брошенных детей. Ко всему прочему, она почти совсем не умела разговаривать. Специалисты предупредили: ребенок бесперспективный. Заниматься она сможет разве что по упрощенной программе.

Даже такой диагноз не остановил супругов, не поколебал решения взять девочку на воспитание. С первого же дня женщина упорно и настойчиво учила малышку проговаривать слоги, затем слова. Наконец Аленка произнесла первое предложение. Это была маленькая победа! 

Усердие приемной мамы увенчалось успехом. Девочка заговорила. Сначала робко, сбиваясь, теряясь, заикаясь, но постепенно ее речь стала более уверенной и правильной.

Неожиданно у малышки проявилась тяга к рисованию, и она целыми днями просиживала с карандашами и альбомом, увлеченно что-то изображая. И почти на каждом рисунке были ее приемные мама и папа.

Когда девочка пошла в школу, она была хорошо подготовлена: знала буквы, умела читать, считать. Сейчас Аленка—одна из лучших учениц в классе.

—В тетрадях—одни «звездочки» и «солнышки». Читает 60 знаков в минуту!—с гордостью говорит мама Валя.—Сама изъявила желание ходить на акробатику, занимается в кружке «Умелые ручки». И все у нее получается!

Приемная девочка будто принесла в дом кусочек счастья. Раньше супруг нередко заглядывал в бутылку, покрикивал на домочадцев. Как только в доме появилась Аленка, отказался от спиртного совсем.

—Ребенок не должен видеть пьянство, —сказал, как отрезал. И с тех пор твердо держит слово.

Однажды знакомые собрались ехать в хутор, в котором жила раньше Аленка. Попросила Валентина взять их с собой, чтобы пообщаться с родственниками девочки. Дедушка и бабушка приняли их хорошо, искренне порадовались успехам внучки, познакомили с двумя братишками, которых они воспитывают. А вот мама, молодая, здоровая женщина, ожидающая очередного младенца, не бросилась к дочери, не расплакалась после долгой разлуки. Поздоровалась с ней по-взрослому—за руку, а затем и вовсе ушла куда-то.

Девочка крепко прижалась к приемной маме, обняла ее за шею и тихонько прошептала: «Не отдавай меня никому, не отдавай!»

Всю обратную дорогу Валентина проплакала, сердце буквально разрывалось от такой несправедливости: разве же можно вот так легко отказаться от ребенка. Ведь родная же кровинушка…

В заключение нашей беседы Валентина сказала:

—С приходом Аленки у нас вроде бы открылось второе дыхание: и здоровья, и времени хватает на всех. Да и вообще мы не бедствуем, все у нас хорошо. А чего еще в жизни надо?

Т. Черничкина.

Лекарство от ревности

Валька считала, что ее Петро – кобель, каких мало, и поэтому старалась не давать ему общаться со своими подругами и остальными хуторскими бабами. Летом молодая женщина жила относительно спокойно: муж проводил страду за штурвалом комбайна. С ранней зори до поздней ночи вместе с остальными мужиками косил хлеб. Уже за полночь машина развозила комбайнеров по домам, чтобы к шести утра снова доставить их к загонкам.

«При таком напряженном ритме работы ни одному мужику не до гулянок»,  – резонно считала молодуха.

Зимой было куда сложнее контролировать вихрастого, острого на язычок мужа. После окончания уборочной он выходил на местную ферму  кашеваром. Заведующий МТФ  в заботе о высоких надоях оборудовал специальное помещение с огромным котлом, где запаривали зерно для буренок. Вот там и коротал свои дни  Петро – среди семейных баб да одиноких разведенок, по мнению ревнивой Вальки, охочих до чужих мужей. Сама Валюха в колхозе не работала уже четыре года. Когда вышла замуж, то твердо решила, что раз есть глава семьи, то он и должен ее содержать.

  А потому Валька занималась исключительно домом. Управляться по хозяйству помогала еще не старая и полная энергии мать. Каждое утро  заботливая мамаша доила корову, затем спроваживала ее и коз на выгон, кормила кур и гусей. Живо интересовалась она и семейной жизнью дочери.  Если вдруг выяснялось, что Петька «скалил зубы» с кем-то из хуторских бабенок, теща тут же устраивала разборки. Ее громогласный голос разносился на всю округу, стыдя и позоря каждую из тех, кто имел неосторожность оказать ее зятю малейший знак внимания. Дородную, с большими мужскими руками и крутым характером тетку Машу побаивалось все женское население маленького хуторка и без особой надобности старалось не подходить к Петьке на  пушечный выстрел.

…Валька заподозрила неладное практически сразу. Ее красавчик Петенька  попросил, чтобы она не обряжала его, как старого деда, во фланелевые рубахи в клеточку. «У котла и так жарко, еще  ты стараешься: кутаешь, как малое дитя!» – заявил он жене, вернувшись с МТФ в один из морозных вечеров. Не укрылся от супербдительной жены и тот факт, что супруг стал каждый вечер до блеска начищать кирзовые сапоги, оттирать порядком замасленные рукава фуфайки.

Валька решила во чтобы то ни стало прищучить дорогого муженька и стала думать как лучше это сделать. Несколько дней и ночей она, изнывая от ревности и обиды, ломала голову: с кем связался ее непутевый муж? А потом решила  последить за ним, чтобы самолично застать в момент супружеской неверности.

 Уже следующим ранним утром, отправив на работу мужа, она потихоньку пошла следом. Благо, зимой светает поздно, и можно практически никем не замеченной возвратиться домой еще затемно.

  Пробравшись к кашеварне как раз в тот момент, когда внутри вспыхнул свет,  Валентина поднялась на кучу угля, лежащего у стены, встала на цыпочки, чтобы посмотреть в окно. Но оно было высоко. Нащупав в темноте пенек, она придвинула его к стене. Не обратив внимания на перепачканные угольной пылью руки, поправила сбившийся пуховый платок и, взгромоздившись на пенек, словно курица на насест,  наконец-то, смогла заглянуть внутрь.

Ярко горящая лампочка хорошо освещала небольшое помещение, и жена могла без труда наблюдать за каждым шагом мужа.

Петро, натянув прямо на фуфайку черный халат,  открыл краник и, чиркнув спичкой, поджег солярку. Мурлыча  под нос «По Дону гуляет», муж принялся таскать дробленое зерно из поблизости стоящего ларя, и сразу по полмешка засыпать его в огромный котел, где еще с вечера плескалась вода. Для того чтобы дотянуться до широкой горловины емкости, мужчине приходилось подниматься по приставленной к котлу лестнице и каждый раз, чтобы зерно не разлеталось по кашеварне, пониже нагибаться над котлом. Когда в очередной раз Петро поднялся на лестницу, он ненароком глянул в окно и обомлел:  за стеклом, в отблеске света, он увидел непонятное черное лохматое существо со светящимися глазами. То ли от объявшего мужчину страха, но скорее от неожиданности, Петро покачнулся и... тяжелый мешок с дробленкой увлек его прямо в котел.

Увидев, как муж бухнулся в котел, Валька бросилась на помощь, но, поскользнувшись, рухнула со своего насеста прямо на уголь, подвернув ногу. Острая боль пронзила щиколотку. Хромая, женщина почти ползком добралась до  входной двери и со слезами на глазах ввалилась в кашеварню, где в это время, матерясь и чертыхаясь, уже раздетый до трусов Петька пытался выжать рубаху и брюки. Неподалеку валялась промокшая до нитки фуфайка.

Подошедшие доярки обнаружили полуголого кашевара и чумазую хромоногую Вальку, они долго не могли сообразить, чем это таким занимались в кашеварне супруги, если Петька взмок, а Валька  покалечила ногу? ...Хмурый и злой Петька, натянув мокрые шмотки, молча подхватил незадачливую женушку в охапку, также молчком отнес ее до хаты. Не обронив ни слова, переоделся в сухое белье и, громко хлопнув дверью, ушел из дома…

Только спустя месяц Валька смогла уговорить мужа вернуться домой, клятвенно заверив, что отныне будет ему доверять, как самой себе, а с весны выйдет на работу,  ведь уже не раз бригадир овощеводческой бригады приглашал ее выращивать огурцы и помидоры на колхозном поливном участке.

                                                                                                         Н. Бондарева.

Искупался в воде ледяной

Всю зиму Иван один, а то и два раза в неделю выкраивал время и, несмотря на строгий контроль со стороны супружницы, умудрялся  сгонять «налево». Очередной его избранницей была Манька, живущая тут же, в станице, по другую сторону речки.

В жарко натопленной хате казак, выпив рюмочку водочки за щедро накрытым разбитной,  жизнерадостной разведенкой столом, отогревался и душой, и телом. Не раз жена замечала, что Иван приходил домой слегка «хваченный»  и устраивала ему разбор полетов, но казачок умело выкручивался: то у Сашки— шофера из их организации—день рождения, то обмывали новую шубу бухгалтерши. Побурчав для порядка, Галина успокаивалась, и семейная жизнь текла своим чередом. В принципе, к мужу особых претензий у нее не было. Добрый, хозяйственный, он души не чаял в двух маленьких дочерях, не поднимал руку на вторую половину, получку домой приносил полностью. Временами Галина, конечно, подозревала мужа в неверности, но свекровь успокаивала: «Кроме тебя и детей ему, Галя, никто не нужен. Ну, а что хуторские бабы прохода твоему мужику не дают,  немудрено. И на гармошке мастер сыграть, и спеть, и сплясать… Ты  в свое время от него сама без ума была. Так что не морочь голову,  спи спокойно и не отравляй домыслами ни свою, ни его жизнь». И Галина  внимала мудрому совету пожилой женщины. А о том, какие выволочки за  разгульную жизнь устраивает сердобольная старуха своему сыночку, сноха даже не догадывалась.

Весна  в тот год  не приходила долго. Весь март с неба то и дело сыпал снег,  по ночам уличные градусники  показывали до минус двадцати. И когда в самом конце первого весеннего месяца потеплело и по улицам побежали дружные ручейки, станичники вздохнули с облегчением и заметно повеселели. Воспрянул духом и Иван: совсем скоро схлынут вешние воды, подсохнет, и путь до подворья подруги будет преодолеваться в считанные минуты.

Утром первого апреля Галина предупредила домочадцев, что уезжает в Урюпинск в налоговую и вернется домой не раньше пяти, а потому подогревать обед мужу придется самому.  Душа Ивана ликовала.

—Если отпроситься  после обеда с работы,—размышлял он,—то можно будет не лететь сломя голову со свидания, а расслабиться по полной программе.

 Сказано—сделано. В двенадцать часов, нацепив высокие резиновые сапоги, обогреваемый ласковым солнышком, Иван шагал по кладкам на другой берег Тишанки, где его уже поджидала возлюбленная.

Переходя через речку, мужчина поглядел на бурлящую, поднявшуюся под самые доски воду и с удовольствием заметил, что половодье в этом году будет отменным, а значит, и летняя рыбалка тоже ожидается хорошей.

Время за разносолами, болтовней ни о чем да… жаркими поцелуями пролетело стремительно. Взглянув на часы, Иван ахнул, стрелка неумолимо приближалась к пяти. Опоздание домой ничего хорошего не сулило, и он, схватив в охапку куртку и шапку, на бегу бросив обиженной подруге короткое «пока», заспешил к выходу.

Через пять минут Иван был уже у кладок. И тут его ждало горькое разочарование.  Природа не стала тянуть, пока казак развлечется и отдохнет от семейной жизни. Талая вешняя вода в своих объятиях скрыла не только ветхий мосточек, но и полностью затопила прилегающую местность. Перейти речку, не набрав в сапоги, было невозможно, а идти в обход, когда каждая минута на счету— смерти подобно. Недолго думая, Иван принял единственное, по его разумению, верное решение. Решительно сняв резиновую обувку, носки, а затем и брюки, он шагнул на затопленные кладки. Держа нехитрые пожитки высоко над головой, мужчина шаг за шагом преодолевал водную преграду. До спасительного берега оставалась пара шагов, когда ногу героя-любовника свела предательская судорога, и он со всего маху рухнул в студеную водицу. Мокрый до нитки казачок кое-как выбрался на берег. Стуча зубами от холода, нервного перенапряжения и отчаянной досады, он натянул мокрые брюки и носки, сунул ноги в хлюпающие от обилия воды сапоги и понуро засеменил к родной хате. В уме, как заноза, сидела только одна мысль: как объяснить жене свое «мокрое» состояние…

От развода Ивана спасло воспаление легких, легкое сотрясение мозга и длительное пребывание на больничной койке. Он еще долго с содроганием вспоминал весеннее приключение, тот скандал, который закатила ему Галина, кучу побитой посуды и черную тяжелую сковороду, которая так некстати оказалась в руках его жены в тот первоапрельский день.

Н. Толстопятова.             

 

 

В твою любовь мне хочется поверить…

Маринка заканчивала восьмилетку в своем небольшом хуторе. Чтобы дочери не скитаться по съемным квартирам, мама и бабушка решили переехать в районный центр и купили там небольшой домишко.

Новая школа, новые впечатления. Симпатичный молодой паренек, сосед по парте, покорил ее своей обаятельной улыбкой, веселым нравом. Это была любовь с первого взгляда.  Застенчивая по натуре, тем не менее девушка на удивление быстро подружилась с Витькой, на каждой переменке гуляли вокруг школы, разговаривали. Маринка помогала ему с уроками.

После школы поступили молодые люди учиться в один институт, а по окончании вернулись домой, сыграли свадьбу. Он стал работать инженером в местном колхозе, она—агрономом-семеноводом. Детки появились один за другим: погодки мальчик и девочка, а потом еще сынок да дочурка. «Вот и славно,—говорили мама с бабушкой.—Поможем поднять малышей. И нам на старости лет веселей будет». 

Жизнь текла, как по накатанной дорожке. Молодые жили дружно, обзавелись хозяйством. В дом постепенно пришел достаток.  Маринка по-прежнему сдувала с любимого пылинки. Он ходил всегда ухоженный, аккуратно подстриженный. В свои 42 выглядел бодрым и подтянутым. Одним словом, блюла его жена, холила и лелеяла.

Марину же затянула рутина семейных дел. На ее плечи свалились заботы сначала о престарелой бабушке, а потом и больной матери. Подсобное хозяйство тоже требовало немало физических сил. Не хватало времени следить за своей внешностью. В сорок с небольшим женщина выглядела уставшей, постаревшей.

Вскоре развалился колхоз, и муж, добытчик и опора, оказался в числе безработных. Начались проблемы. Нет, не потянулся хозяин к спасительной рюмке, не стал топить неприятности в бутылке. Как и большинство мужчин, подался в Первопрестольную на заработки. Работал вахтовым методом, приезжал на две недели, а затем—снова в столицу. Хозяйство было по-прежнему внушительным: корова, телята, поросята, козы, птица. Заботиться обо всех приходилось в большей степени одной Марине. Даже когда муж приезжал на выходные домой, старалась все делать сама. «Устает он, должен же хоть дома отдыхать»,—оправдывала она его лежание на диване перед матерью.

Прошел год, супруг приезжал домой все более раздражительным, вспыльчивым. Подолгу задумчиво сидел в кресле, уставившись в одну точку. Даже когда любимая младшенькая дочка взбиралась к нему на колени, он старался побыстрее отделаться от нее, и снова погружался в свои мысли.

А вскоре выяснилась причина перемены настроения—женщина. «Красивая и смелая», точно как в песне, она завладела всеми  мыслями Виктора, и после долгих раздумий он решил перебраться к ней жить.

—Молодой я еще, пожить хочется…

—Мы  же без тебя пропадем!—умоляла жена.

—Буду вам помогать,—буркнул мужчина напоследок, собрал свои вещи и укатил к новой пассии.

Поначалу переводы приходили регулярно, потом реже, а вскоре денег не стало совсем. Средства, вырученные от продажи хозяйства, очень быстро закончились, пенсии матери, которой она делилась с дочерью и внуками, не хватало. Как выживать?

Подруга пообещала помочь с работой, но нужно оформить специальное разрешение, а его выдают в Волгограде. 

Сидела Марина на городском автовокзале в ожидании автобуса. На душе такая тоска, что выть хочется. Что будет дальше? Сумеет ли устроиться на работу? А еще хотелось тепла, заботы, прижаться к надежному мужскому плечу, чтобы хоть часть ее проблем взял на себя.

Разговорились с сидевшим рядом мужчиной, который встречал родственников. Оказалось, что он работает в той самой фирме, куда Марина собралась оформлять документы…

Знакомство продолжилось. Несколько месяцев они общались по телефону. С того самого времени женщина встряхнулась, преобразилась, в глазах появился веселый блеск. Жизнь-то, оказывается, в сорок лет не закончилась! Даже односельчане заметили: а ведь Маринка-то как похорошела, прямо красавицей стала. В молодости такой не была!

 Потом были встречи. Что больше всего понравилось в избраннике, так это готовность в нужную минуту подставить плечо, разрулить сложную ситуацию. Поломался водяной насос в самый сезон полива—приехал и установил новый. Помог заготовить дрова на зиму и убрать их в сарай. 

Живя рядом с мужем, она по большей части все семейные вопросы решала сама. Бывало, даже в самые трудные моменты Виктор никогда не принимал решения самостоятельно. Горожанин же, наоборот, старался оберегать женщину от проблем, окружил ее заботой и вниманием. Вскоре он предложил переехать жить к нему в город. Со всей ее большой семьей.

 Долго не решалась Марина принять предложение руки и сердца. Подружки, сердобольные соседки пытались отговорить ее: мол, куда с таким хвостом, это он пока здесь такой добренький, а потом покажет себя. Неужели он в городе не мог найти себе бабенку?!

Решила, как отрезала: поеду.

Вот уже два года живет Марина в городе. Новый муж устроил сына, отслужившего в армии, на хорошую работу, младшие ходят в школу. В семье взаимопонимание, лад. Теплые, дружеские отношения перешли в любовь. А где лад, там и клад.

На этом бы и закончилась история Золушки из провинции, нашедшей своего Принца. Но тут объявился на горизонте первый муж. Жалкий, неустроенный, он вдруг воспылал горячей любовью к детям, к бывшей жене. Захотел вернуться в семью. Стал доставать звонками сначала детей, потом и Марину.

Старший сын сказал, как отрезал: «Не звони, общаться с тобой не буду. Ты бросил нас в самую трудную минуту»…

Младшенькие скучали, хотели встретиться. Папашка же давил на жалость, уверял, что все понял, что изменился.

Неспокойно стало на сердце у Марины, всколыхнулись угасшие было чувства, стали одолевать сомнения. А если нынешнему супругу надоест ее большая семья? А вдруг он найдет себе женщину с меньшими проблемами? Может быть, и правда изменился Виктор, и жизнь наладится, и дети родные к нему тянутся… Кого же она выберет, с кем останется? Вопросы, вопросы... А решение  принимать все же придется.

Примерьте на себя эту ситуацию. А как бы поступили вы, что посоветовали?

Т. Черничкина. 

 

НЕДОПИСАННОЕ ПИСЬМО ПРОКУРОРУ

Смолоду тракторист, а заодно и заядлый гармонист Колька, был еще тем гулякой. Часто после трудового дня он вместо того, чтобы спешить к жене и детям, отправлялся с дружками-холостяками на танцы в сельский клуб или на какое другое мероприятие. Ни одна хуторская свадьба, ни одно праздничное застолье не обходилось без разудалого гармониста и его развеселых частушек. Ну и как уж тут не пропустить рюмку –другую водочки?!

– Что-то в горлышке дрынчить, нужно б горло промочить, – любил приговаривать казачок, опрокидывая очередной стаканчик.

Практически с каждой гулянки тракториста доставляли домой под руки, и наутро он с трудом вспоминал, где был и что пил накануне. Жена Любаша поначалу плакала, ругалась, пару раз даже охаживала сковородой супруга. Но потом смирилась и безропотно несла свой нелегкий женский крест. Развестись с пьющим мужем ей даже в голову не приходило. В хуторе, когда полон двор живности, без мужика прожить трудно, да и любила своего непутевого муженька молодая женщина. Однажды накануне весенней посевной механизаторов колхоза отправили на медосмотр. Колька приехал из районной поликлиники понурый. На вопрос Любаши, в чем дело, коротко бросил:

— Радуйся, Любка, пить с нынешнего дня бросаю, язва желудка у меня, наверное.

После этого тракторист еще пару раз ездил в больницу, на обследование и уточнение диагноза. Вердикт доктора—язва желудка и 12-перстной кишки— охладил любовь молодого мужчины к спиртному. Изредка, и только по праздникам, Николай позволял себе расслабиться и выпить сто грамм горячительного. Чтобы справиться с внезапно одолевшим его недугом, перепробовал множество лекарств и настоек, даже воду заряженную Аланом Чумаком пил натощак, но болезнь не отпускала. Как-то, глядя на метания Кольки, пожилая соседка, «практикующая народная целительница» баба Дуся посоветовала использовать для лечения язвы настои и отвары лечебных трав.

—Таблетки, они—что, одно лечат, другое калечат. Только народная медицина спасет тебя от погибели, попомни мое слово, — убеждала женщина собеседника при каждой встрече.

И Колька, в конце концов, сдался. Перечитав десятки лечебников и травников, пообщавшись поближе с бабой Дусей, казачок приноровился готовить снадобья и настои и стал лечиться, что называется, своими средствами. То ли от отваров, но скорее всего, от здорового образа жизни и вовремя проведенного медикаментозного лечения через пять лет язва у Кольки зарубцевалась. Но к этому времени он стал докой в народной медицине. Зная практически каждую травинку и при какой болезни она используется, самостоятельно готовил разные снадобья, не гнушаясь при этом весьма и весьма ядовитыми растениями. В личной аптечке сельского знахаря были десятки бутылок с непонятными для несведущего человека надписями, начиная от настоянных на спирту ромашки и календулы и заканчивая болиголовом и мухомором.

Излеченный от хвори Колька снова стал прикладываться к рюмочке, только пил он теперь значительно меньше и реже.

В тот зимний вечер навеселе, с неизменной гармошкой подмышкой, Николай возвращался домой. Повод гульнуть на полную катушку в тот день у него, конечно же, был. Накануне из столицы в гости к старикам приехал его одноклассник и закадычный дружок Петька, с которым они просидели за одной партой долгие десять лет и столько же не виделись. Петька после учебы в институте неплохо устроился в городе и угощал школьных друзей от души. Вначале пили коньяк, потом кубинский ром, ну а в конце Колька пару раз бегал за самогоном к той же бабе Дусе.

На сердце у казака было легко и радостно, ужасно хотелось поделиться с домочадцами впечатлениями от недавнего банкета. Но семья мирно спала. Главе же спать совсем не хотелось, широкая русская душа требовала продолжения праздника. Тихонько прокравшись на кухню, не включая света, Колька протянул руку на верхнюю полку шкафчика, где у него хранилась спиртовая настойка ромашки, и, налив стограммовый стаканчик, с явным удовольствием перевернул его к себе в рот.

— Коль, ты че в темноте там лазишь? Ужинай, если хочешь, там все на столе, — раздался из спальни сонный голос жены.

Николай щелкнул выключателем: на столе на тарелке лежала вареная картошка, на другой красовалась селедочка в растительном масле. Колька перевел взгляд на бутылку и обомлел. На этикетке стоял большой восклицательный знак, которым врачеватель-самоучка помечал исключительно ядовитые настойки. Поднеся поближе к глазам стеклянную емкость, он прочитал: настойка мухомора, пить по капле на чайный стакан воды. Мужчина, охнув, опрометью кинулся во двор и, вставив два пальца в рот, попытался вызвать рвоту. Максимально освободив желудок от содержимого, Николай уныло приплелся в дом. Моментально протрезвев, он явно осознал: его часы сочтены. Тут же, на кухне, мужчина нашел лист бумаги и авторучку и медленно вывел: «Прокурору района...

Уважаемый, товарищ прокурор! В моей смерти прошу никого не винить.

Будучи в гостях у одноклассника Петра, я пил только качественные спиртные напитки. Самогон, который мы покупали у бабы Дуси, тоже был отменный и опасности для здоровья представлять не мог. Погубила меня моя жадность до водки да безалаберное отношение к хранению лечебных настоек». От слова к слову голова горемыки становилась все тяжелее, и он впал в забытье…

Очнувшись утром, даже превозмогая головную боль, Колька ужасно обрадовался, что жив, и никак не мог взять в толк: как после такой дозы яда не окочурился?

Ясность внесла Любаша.

— Я уже давно все твои ядовитые настойки обыкновенной водкой заменила,—невозмутимо сообщила она своему горемычному супругу.—Я так для себя решила: от двух капель водки тебе всяко меньше вреда будет, чем от мухомора.

С того злополучного случая Николай пить бросил вообще, как, впрочем, и готовить всякого рода снадобья тоже. А свою верную и заботливую супругу зауважал пуще прежнего, называя ее не иначе как «моя спасительница».

Н. Толстопятова

Побег под залпы фейерверка

«Устрою-ка  широкий праздник для души, ведь я этого заслужила!». Примерно так порешила Светлана, когда ей настала пора отмечать еще «не отягощенный» большим количеством прожитых лет юбилей. И впрямь, чего грустить, когда, по сути, еще все впереди!

Проживающая в одном из районных хуторов молодая женщина была, что называется, при деньгах (солидный по сельским меркам доход приносило хлопотное разведение большого домашнего хозяйства, где одних только коз было 60 голов), а потому приглашение прийти на именины получили не только родные, но и практически все ее друзья и хорошие знакомые семьи. Народу собралось, почитай, как на иной свадьбе.

Летом на селе, чтобы там не «наговорил» календарь, не до отдыха, и за щедро накрытые столы уселись лишь, когда управились по хозяйству, то есть в сумерках. Зато уж веселье удалось на славу! Гости и главная виновница торжества ели, пили, затягивали раздольные песни, танцевали; искренние поздравления радушной хозяюшке сыпались  со всех сторон. Ну а какой же праздник без модного в наше время фейерверка?! Так и здесь: выбежав шумною толпой на улицу, люди с восторженными криками «Ура!» наблюдали за тем, как на фоне звезд распускаются яркие «цветы», как расчерчивают ночное небо причудливые узоры.

Однако, как выяснилось позже, так весело было далеко не всем. В нескольких десятках метрах от веселого праздника испуганно блеяло козье стадо. Дикую панику у животных вызывали доселе не слышанные ими «выстрелы», гремевшие на всю округу в ночной тишине при запуске салюта. С каждым новым залпом дрожащие от страха, сбившиеся в кучку козы все сильнее налегали на изгородь. При очередном залпе ошалевшее стадо, проломив-таки, в конце концов, не предназначенные для такой «осады» ворота, бешено рвануло от громогласной канонады подальше.

…Конечно, вошедшие в раж, наполненные  самыми положительными эмоциями лихие гуляки хватились пропажи далеко не сразу. Но как только усмотрели, что козий табун исчез с подворья, от бесшабашного настроения не осталось и следа. Компания вынуждена была покинуть заставленный изысканными яствами стол и как следует погулять теперь уже по степным просторам. А куда деваться? Вмиг поняв всю серьезность сложившейся ситуации (а любая скотинка стоит сегодня больших денег!), вмиг протрезвевшие хуторяне тут же отправились на поиски.

 До самого рассвета бродили они по полям и  посадкам, искали заблудшее стадо у реки и на степных просторах. И лишь когда расцвело, порядком измучившись, чуть ли не чудом обнаружили пару десятков козочек, нашедших укромное пристанище за километры от места пропажи. Намаявшиеся от такого перехода животные решили прикорнуть близ другого населенного пункта.

Основная же часть более выносливых рогатых беглецов никак не объявлялась. Для продолжения поиска именинница «арендовала» у земляков специально обученных пастушьих собак, которые ежедневно помогали людям выпасать козьи да овечьи стада. Соседи вошли в положение, согласились, но с непременным условием: пока четвероногие друзья оторваны от своей «работы», пасти скотину должны сами просители. Пришлось Светлане в срочном порядке подключать к этому делу родственников.

Операция по поимке козьего стада длилась еще сутки с лишним. К огромной радости порядком утомленной от поисков и бессонницы хуторянки, умные собаки все же выследили пушистых беглянок. Причем ни одна из них не пропала.   

 Понятно: хорошо то, что хорошо кончается. Вскоре от пережитого отошли и козы, и набегавшиеся за ними люди. Вот только Светлана зареклась запускать фейерверки около своего двора. Красиво-то оно красиво, да получается во всех смыслах больно накладно. Обойдемся и без того, от греха подальше!

Сплетничал А. Волков.

 

«Мой дядя самых честных правил…»

– Вот уж, сущая правда – мир тесен. И никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. В правоте этих выражений мне довелось лишний раз убедиться, когда я был еще совсем молод, – лукаво щурит глаза бывалый кадровый офицер в отставке, проведший в армейских «университетах», почитай, несколько десятилетий. – Причем, хотя дело происходило на службе,  сам сюжет словно вышел из передачи «Жди меня».

…Буквально за год до падения Берлинской стены, на самом северо-западе ГДР, где дислоцировалась одна из пограничных частей группы советских войск в Германии, как раз и проходил  службу Сергей Шилов – выходец из Нехаевского района. Молодой старлей только стал командиром радиовзвода, как часть взбудоражила весть о том, что туда едет представительная комиссия с очень серьезными инспекторами в составе – воинскими чинами, добра от которых ждать не приходилось. Ведь, как показывала практика, от пристального наметанного глаза проверяющих не мог ускользнуть даже малейший недостаток, будь то, например, плохо, на их взгляд, помытый автомобиль или неправильное оформление ленинской комнаты. Не говоря уже о куда более серьезных упущениях. Шутка ли, совсем рядом, по другую сторону границы, находилась воинская часть ФРГ, а значит, все должно быть по высшему разряду. Чтобы, как минимум, не хуже, чем у «буржуев».

Стоит ли говорить, что взводный с его подчиненными готовились к проверке, словно к некому жизненно важному экзамену. Но стоило только проверяющей комиссии войти в помещение командного пункта, как взор главного из них – солидного мужчины средних лет в звании подполковника – тут же приковал стенд, где была написана фамилия нехаевца – дежурного по КП.

– Ты действительно Шилов?  – спросил он оробевшего Сергея. – После чего добавил,  – я тоже. Будем знакомы, однофамилец. А мы, часом, не родственники?

Взводный тут же опроверг: мол, у нас в семье по военной стезе я один пошел. Остальные больше аграрии да гуманитарии. А про других родственников не ведаю. Однако подполковник на этом не успокоился и свое «расследование» продолжил. Всего за считанные минуты выяснилось, что он сам тоже родом из Нехаевского района Волгоградской области, что его двоюродного брата  зовут точно так же, как и отца Сергея, и что родной Серегин дед, по всей видимости, приходится родным братом папы опытного офицера.

– Я, конечно, поначалу просто не поверил в такие совпадения, – признает наш собеседник. – Ну мало ли Шиловых на белом свете, посудите. Но Виталий Федорович (так звали подполковника) привел такие аргументы, что сомнений не оставалось: вот так, нежданно-негаданно, я обрел близкого родственника – двоюродного дядю. И надо же было тому случиться, что его по долгу службы тоже отправили в ГДР, где из множества подразделений он посетил именно наше!

 Как выяснилось, представители этой ветви семьи Шиловых уехали на Украину еще в начале 50-х г., связь с ними была утеряна. И молодой человек даже не подозревал об их существовании.

Похлопав по плечу племянника, председатель комиссии пообещал еще встретиться и продолжил ревизию. А воодушевленный старлей… внезапно столкнулся с такой пристрастной проверкой, какой еще не видывали. Что только ему не вменяли в вину, аж в краску от стыда бросало! Тем удивительнее было, когда на подведении итогов комиссия поставила возглавляемому Сергеем подразделению связи очень приличную «четверку». Это хитрый подполковник велел устроить настоящую головомойку для юнца. Но при этом оценку попросил поставить по совести, не занижая.

 Через пару дней оказалось, что, кроме Шилова, выше трех баллов в части не получил ни один из связистов! Зато «двоек» хватало!

Новая встреча родственников произошла несколько месяцев спустя, когда получившего повышение Сергея перевели в другой городок командиром роты. Прознав, что он племянник известного своей строгостью офицера, при проведении очередной проверки начальство ротного дало ему задание: ужом вертись, но уговори дядю, чтобы ниже «четверки» ни одно из подразделений не получило.

Чтобы переговоры шли лучше, снабдили служивого сумками со снедью, «горячительным» и прочими подарками. Идти Сергей даже побаивался, ведь родственные узы – родственными узами, но это же служба… Впрочем, подполковник оказался совсем не «страшен».  Более того, готовый к такому повороту событий Виталий Федорович этого визита ждал. И, поприветствовав старлея, понимающе улыбнулся Сергею:

– Да заходи, не стесняйся. Мне гостинцы не нужны, у вас и так все в порядке, без «косяков». Лучше давай с тобой, хлопец,  поговорим по душам, «за жизнь»…

Время за беседой, когда Шиловы выясняли подробности того, как и когда их раскидала судьба, пролетело незаметно. Но запал тот душевный разговор в память надолго, ведь мужчинам порой трудно было удержать подступающие слезы. А уж как был рад Серегин отец, узнав, что объявился, казалось бы, пропавший без вести брат!

…Спустя каких-то три года Советский Союз распался. Найдя друг друга, родственники вдруг стали гражданами разных стран. Но связи, несмотря ни на что, больше не теряли – созванивались, переписывались. На долгое время две семьи вновь, пусть даже и заочно, стали единым целым. Спасибо армии!

В. Колядин

 

Когда я был собкором

– Нет, служба – это не только упражнения на укрепление тела и духа, зубрежка Устава, наряды, марширование на плацу и изнурительные марш-броски, – улыбаясь, заводит разговор с корреспондентом офицер в отставке с четвертьвековым стажем армейской службы.

– И не только скрупулезное изучение «безразмерной» воинской теории. В особенности, если ты – курсант училища и смотришь на мир широко открытыми глазами, идешь по жизни с оптимизмом. Пораскинув мозгами, ты вполне можешь проявить себя и в других сферах. Вот я одно время был, можно сказать, вашим коллегой. И это вовсе не шутка.

 …Дело было, повторюсь, в военном училище. Как-то ко мне обратился хороший приятель Леха по кличке Поп. Мол, помоги произвести на мою любимую девчонку должное впечатление: напишешь обо мне заметку да отправишь в окружную армейскую газету. Глядишь, и опубликуют. Товарищ знал, что я, что называется, с детства «дружу» с русским и литературой. Однако сочинительство с чистого листа не было моим сильным коньком. Вот я и предложил Попу, чтобы он набросал, что именно хочет о себе прочесть, а я уж постараюсь переработать все как можно красивее. На том и договорились.

…Заметка, в которой Леха получился ну просто образцовым курсантом, чуть не супергероем, на наш взгляд, вышла просто на «ура». Отправили ее в газету. Прошла неделя, другая… Но ни ответа, ни привета. Наш ажиотаж как-то подостыл. Тем больше радости было, когда этот опус появился-таки в печатном издании. Буквально светящийся от  радости Поп тут же «поволок» меня в офицерское кафе, где принялся угощать. А чтобы такое событие уж точно не осталось без внимания «общественности», Алексей разослал «именную» заметку не только своей зазнобе, но и родителям, а также чуть ли не всем оставшимся «на гражданке» родным и близким. Смотрите, мол, какой я молодец!

Меж тем, из газеты пришло сообщение с указанием адреса, по которому нужно было отправлять статьи, чтобы те печатались побыстрее. А спустя неделю случилось и вовсе неожиданное – нам был перечислен гонорар за материал. Почти 2 рубля, при том, что вся курсантская стипендия составляла 8 с копейками.

Сначала товарищи просто поулыбались над Лехиным успехом. А затем-таки позавидовали. Спустя некоторое время ко мне подошел еще один сослуживец и тоже попросил «сбацать что-то эдакое» для газеты. Затем – еще один… И пошел сущий конвейер. Поп набрасывал основу, я старательно добавлял красочных деталей. В результате постепенно на страницах газеты появились «героические» заметки, наверное, обо всех ребятах из нашего взвода. Причем истории про каждого мы старались делать по-разному. Сидели, продумывали сюжет, выискивали самые выигрышные черты в характеристиках. В результате один из них получался отличным спортсменом, другой – здорово соображал в иностранных языках, третий – прекрасно проявлял себя на тактических учениях… Но особенно преуспел наш с Лехой творческий тандем, когда речь зашла о вступившем в КПСС отличнике боевой и теоретической подготовки. Уж там было где размахнуться! В итоге гонорар за тот монументальный труд превысил размер стипендии.

 Что интересно, газета была довольна такими корреспондентами. Не в накладе были, естественно, и мы. Помимо денежных отчислений от печатного издания, каждый получивший свою «минуту славы» виновник торжества был рад угостить авторов в кафешке за свой счет. А потом, чуток поразмыслив, мы нашли и другие стоящие темы для описания однообразной, как некоторым может показаться, но на самом деле очень любопытной жизни «учебки». В результате наша интересная, веселая и плодотворная деятельность собкоров продолжилась практически до конца учебы.

Записал В. Колядин

 

Лекарство от любвеобильности

– Был еще у нас такой занятный случай, – вспоминает о временах, когда он был курсантом в высшем военном училище, мой собеседник – бывший кадровый военный. – Взялись там коллективно мы за перевоспитание одного сослуживца. Да не простое, а специфическое.

…Мишка был курсант хоть куда. И в изучении теоретических дисциплин, и в оружейном деле проявлял себя, в целом, как надо. Однако была у горячего парня, скажем так, ахиллесова пята, о которой по части ходили легенды. Стоило ему увидеть практически любую девушку, как он тут же забывал буквально обо всем, даже о приказах командиров. Был готов лететь к приглянувшейся даме наперерез, знакомиться, сыпать комплиментами, пытаться пригласить на свидание. При этом не особо смущался, даже если она поясняла, что у нее уже есть молодой человек. Мишкина кровь просто бурлила даже от разговоров о представительницах прекрасного пола.

И как-то курсанты решили подколоть «Дон Жуана». Сговорились с ребятами да и сочинили ему письмо от прекрасной незнакомки. А чтобы парень ничего не заподозрил, отправили его адресату из городского почтового ящика. Мол, уважаемый Михаил, стоило мне только увидеть вас, как мое сердечко забилось, и я поняла, что это – та самая любовь с первого взгляда. Миша, не томи, если ты хочешь познакомиться со мной – приходи! Далее в тексте шла речь о месте и времени встречи в городском парке, а также  описание наряда, в который будет одета девушка. А еще к письму, в качестве «контрольного выстрела», прилагалось фото, запечатлевшее симпатичное девичье личико.

 Сраженный таким признанием наповал, Мишка всю неделю не ходил, а буквально летал орлом, находясь в приподнятом настроении. А когда пришла пора получать увольнение в город, вдруг выяснилось, что ему оно не полагается. Нет, на самом деле, все у него было в порядке, и в увольнительных списках он значился. Помурыжив «для острастки» мающегося от нетерпения пацана, еле сдерживающие смех сослуживцы все-таки выдали ему заветный пропуск, и кавалер едва ли не вприпрыжку умчался на свидание.

Как потом рассказывали очевидцы, устав ждать на условленном месте, курсант старательно исследовал всю центральную городскую площадь и даже чуть не залез на памятник, подле которого намечалось свидание. Назад Михаил пришел усталый и злой. 

 Спустя пару дней та самая незнакомка сообщила в новом письме, что прийти на встречу не смогла по причине внезапной болезни. Но вот теперь просто горит желанием сделать это, во что бы то ни стало. И, если Миша ее, конечно, простил, обязательно будет во столько-то и там-то. Заинтригованный курсант снова воспрял духом...

Правда, на этот раз увольнение нашему товарищу действительно не полагалось. И надо было видеть, на что был готов пойти пребывающий в любовной лихорадке юноша. В результате ему удалось договориться с одним из сослуживцев, клятвенно пообещав тому, что в следующий раз тот сходит в город вместо Мишки. История с несостоявшимся свиданием повторилась. Вернувшись, мрачный, как туча, Михаил не отвечал ни на какие вопросы относительно своего плохого настроения. Лишь проронил, что «ну этих баб, от них одно расстройство».

…Когда же мы рассказали ему всю правду, сначала не верил, а потом сильно обиделся. Однако крепкая курсантская дружба взяла свое, и вскоре в чайной вместе с приятелями сидел все тот же Мишка – балагур и весельчак. Оттаяв от конфуза, потом он даже как-то признался, что этот розыгрыш стал для него полезным уроком. А свою настоящую любовь он отыщет и так. И был-таки прав.

Записал В. Колядин.

КАК КАЗАКИ КОНЦЕРТ ДАВАЛИ

Директор сельского дома культуры Мария Петровна была на седьмом небе от счастья. И как было не радоваться культработнику, если ее детище — казачий ансамбль «Станичники» — единственный со всего района пригласили для съемок на областное телевидение. 

Конечно, хуторские казаки и казачки были голосистыми, и их выступления на районных конкурсах и праздниках зрители встречали восторженно. Но одно дело петь перед такими же колхозниками, как и они сами, и совсем другое — выступать в студии, когда на тебя нацелены съемочные камеры. Несколько раз в преддверие поездки Мария Петровна собирала участников на репетиции, а чтобы ее «Станичники» не ударили лицом в грязь, каждый раз в перерывах между пением терпеливо поясняла им элементарные правила этикета. Провести в областном центре ансамблю предстояло не один день,  значит, жить должны будут в гостинице, а питаться — в ресторане. Посмеиваясь в пышные усы, здоровенный Илья успокаивал директоршу:  «Не дрейфь, Петровна, прорвемся! Али мы не казаки?»

 В день отъезда провожать в творческую поездку ансамбль вышло полхутора.  Казачки в ярких цветастых платках и нарядных платьях лузгали семечки и без умолку болтали.  Казаки в старательно отглаженных женами рубашках и брюках степенно переговаривались, сидя на бревне. Мария Петровна обратила внимание на большие сумки, стоявшие рядом с артистами, и было заикнулась: а не много ли продуктов прихватили они с собой в дорогу? Но  дородная  Пелагея, лениво обернувшись на руководительницу, сказала, как отрубила:

— Ты, Петровна, хочешь, чтоб мы на городских харчах ноги протянули? Да мой Илья дома без сала и за стол не садится. И на кой мне в городе тратиться, если на огороде  молодая картошка подошла,  куры яиц нанесли, девать некуда, а огурцов я на  днях намолосолила целое ведро. Вот сядем в автобус, я тебя обязательно угощу.

Мария Петровна поняла: переубедить хуторских баб ей не удастся,  спорить же с ними  и настаивать на своем прямо перед поездкой  совсем не хотелось.

  Вскоре подъехал большой комфортабельный автобус, и артисты, погрузив костюмы, стали шумно рассаживаться по местам…

  Уже через пару часов пути женщины зашуршали пакетами,  развернули вкусно пахнущую домашнюю снедь. Глядя на казаков, аппетитно уплетающих вареные куриные ножки, копченое сало с яйцами, картошечку с огурчиками, Мария Петровна в душе согласилась с Пелагеей и  абсолютно успокоенная, умиротворенно задремала. Очнулась она, когда солнце уже катилось к закату, а автобус, петляя по городским улицам, подъезжал к гостинице. 

 Потребовалось не меньше часа, чтобы разместить самодеятельных артистов. Пройдя из номера в номер, Мария Петровна попросила  казачек отутюжить костюмы, в которых завтра придется выступать на телевидении, мужчин — хорошенько вымыть сапоги и посоветовала протереть их белком сырого яйца для пущего блеска. 

 Затем она отправилась вниз в ресторан похлопотать об ужине для артистов. Администратор ресторана — невысокая интеллигентная женщина — успокоила, сказав, что для гостей из глубинки абсолютно бесплатно будет накрыт шведский стол, и голодным никто из ресторана  не уйдет.

Спустя час «Станичники» собрались в  банкетном зале. На огромном столе стояло множество подносов с различными бутербродами: с икрой, колбасой, сыром. Ароматные пирожки и ватрушки, фруктовая и мясная нарезка, красиво разложенная на тарелках, соки в симпатичных графинах – хуторяне даже поначалу растерялись от такого изобилия.

Но вскоре, освоившись в новой обстановке, они с удовольствием пробовали разные вкусности. Одно напрягало сельских артистов:  присесть, чтобы поужинать, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой было некуда. А потому, сгрудившись вокруг стола и подшучивая, что стоя больше влезет,  они уминали ресторанные изыски.

— Илья, у тебя гартал есть? — вдруг раздался  в тишине громкий голос Пелагеи. – Если нету,  на вот, возьми. С колбасой хорошо идет!

И женщина, зачерпнув из маленькой стеклянной розетки указательным пальцем горчицу, через весь стол протянула руку  к лицу мужа.

Мария Петровна затравленно обернулась: официанты, стоявшие неподалеку,   «давились» смехом, администратор, не в силах сдержать улыбку, отвернулась к окну, делая вид, что рассматривает ночной город. Аппетит у молодой руководительницы  ансамбля мгновенно пропал, а Пелагея как ни в чем не бывало продолжала сметать с тарелок сырокопченую колбасу, обильно сдабривая ее горчицей перед тем, как отправить в рот…

Спала Мария Петровна плохо. Ворочаясь с боку на бок, вспоминала неловкое положение, в которое они попали по милости Пелагеи, переживала за предстоящую утром съемку и молила Бога, чтобы больше никто из участников ансамбля не подвел и не опозорил ее перед представителями областной культуры.

 Только под утро тяжелый сон сковал веки Марии…

— Мария Петровна,  Вы не заболели? Откройте! – очнулась молодая женщина от громкого стука в дверь номера.

Вскочив, она накинула халат и выглянула в коридор.

При полном параде в казачьих костюмах ее артисты стояли перед дверью.

— Мы готовы, пора ехать в студию, — пробасил Илья.

— Идите вниз, я вас догоню, — бросила женщина и возвратилась в номер. Наспех умывшись, пару раз провела расческой по голове, накинула платье и побежала догонять свой казачий коллектив.

 …Они ждали ее у автобуса. Мария  сначала не поняла, что смущает ее во внешнем виде мужской части коллектива. И только подойдя ближе, она с ужасом обнаружила, что сапоги у ее казаков все как один — желтого цвета.

 На вопрос, что случилось, черноглазый Матвей, который был в ансамбле запевалой, недоуменно пожал плечами и ответил:

— Дык ты ж сама, Петровна, просила, чтоб мы сапоги яйцами смазали. Пелагея с собой три десятка сырых яиц захватила. Наелись мы вчера от пуза, варить их было незачем, так вот мы и смазали сапоги.

Мария Петровна от бессилия и обиды была готова разреветься.

— Я же просила вас яичным белком, в-в-вы что наделали? — от злости женщина даже начала заикаться. — Как вы в таком виде на сцену выйдете? 

— Ты, Петровна, не расстраивайся так, — снова раздался рассудительный голос Ильи, — прорвемся!

 По дороге в студию на одном из поливных газонов казаки быстро сполоснули сапоги, к началу съемок обувь хоть и не блестела, но была обычного черного цвета.

Выступили «Станичники» отлично. И члены съемочной группы, и областное начальство от души благодарили хуторских артистов за настоящую казачью культуру, за сохранение ее самобытности.

 Вечером все в том же банкетном зале в благодарность сотрудникам ресторана  участники ансамбля дали небольшой концерт. Послушать раздольные казачьи песни захотели и многие посетители. И впервые за долгое время вместо советской попсы и западных шлягеров  в ресторане звучали настоящие, идущие от сердца народа казачьи напевы.

Н. Толстопятова. 

рисунок: http://stock-it.net.ru

И символ верности — белые лебеди

Мать Митьки просто извелась. Да и откуда ему, покою, было взяться, если великовозрастному чаду уже перевалило за четвертак, а он так и не женился.  Перебирая имена потенциальных невест, Мария Степановна взахлеб рассказывала сыну об их достоинствах.

— Гляди, вон, Валюха, Мишкина дочь, какая дивчина славная: и с учительским дипломом, и родители не голодранцы —  помогут на первых порах, а отец ее в тебе просто души не чает.  Или вот Ирка соседская, этих вообще черт крюком не достанет — дом огроменный, «Волга» в гараже, и деньгами сорят направо и налево. И пусть сама девка — гулена еще та, но ведь это пока, замуж выйдет авось  остепенится.

— Хватит, ма, — нетерпеливо морщил нос Митька,— надоело. Сам решу, когда мне жениться, без тебя найду свою вторую половинку. Твое дело — к свадьбе быть готовой.

 И правда, в один из осенних вечеров в небольшой, но весьма уютный домик Марии Степановны сын привел синеглазую миниатюрную блондинку. Незнакомка вежливо поздоровалась и…  скрылась за дверью  Митькиной комнаты.  Хозяйка дома долго гадала, откуда ее сын взял эту малявку,  больше похожую на мальчика-подростка,  и, буквально превратившись в слух, пыталась вникнуть: о чем так весело и беззаботно щебечет ее ненаглядный сыночек с этой чужачкой.

  Через пару недель Митька ошарашил мать новостью о том, что они с Натальей решили узаконить отношения и уже подали заявление в ЗАГС. Мария Степановна даже растерялась от неожиданности и заикнулась сыну о том, что неплохо было бы и ей поближе узнать будущую невестку, но сын решительно оборвал:

— Ну, тебе не угодишь: то  женись скорее, то — вовсе не женись. Ты бы, мать,  определилась с желаниями, а лучше — угомонилась, все равно ведь по-твоему ни за что не будет!

Мать, зная вспыльчивый характер кровинушки, сразу же притихла и принялась хлопотать  в преддверии радостного для сына события.

Костюм жениха, платье невесты,  обручальные кольца, разнообразная снедь – Мария Степановна старалась предусмотреть и купить заранее все до мелочей. Когда до свадьбы оставалась пара дней, в одну из бессонных ночей женщина, в очередной раз пересчитывая в уме гостей и прикидывая, какие изыски подавать на свадебный стол сперва, а какие — позже, с ужасом поняла, что самое главное — бокалы с лебедями под молодых и  красивую вазу для фруктов — она прикупить забыла напрочь.

 Утром, чуть свет, женщина кинулась по хутору с надеждой, вдруг в чьем-то дворе имеются эти непременные атрибуты свадебного торжества, но через час безрезультатной беготни осознала, что найти здесь  ни вазу, ни бокалы она не сможет.

Уже ни на что не надеясь, взволнованная женщина позвонила сестре, которая жила в городе, и со слезами в голосе запричитала:

— Миленькая моя, выручай, купи за любые деньги  и привези нам красивую вазу под фрукты и бокалы с лебедями.

— А что деньги зазря тратить,— спокойно заявила старшая сестра, — у нас все это с Сашкиной свадьбы осталось, теперь пока малой Петька не вернется из армии да не надумает жениться, они абсолютно не нужны.

…В день свадебного торжества, перед тем, как отправиться за невестой, Митька придирчиво осмотрел стол и остался доволен. Перед молодыми возвышалась красивая бледно-голубая ваза с резными краями, стояли два бокала с белыми лебедями, нарисованными искусственным снегом умелыми руками неизвестного мастера.

— Вы уж, Митенька, поаккуратнее, не разбейте ненароком хрупкое стекло, добро ведь чужое, — заглядывая сыну в глаза, попросила мать.

Спустя пару часов, после официальной части, свадьба пела и плясала. Мария Степановна то ли от выпитого вина, то ли от пережитых треволнений быстро захмелела. Слегка замутненным взглядом она пристально смотрела на сына и невестку и никак не могла поверить, что ее Митяй, наконец-то, женится. На душе было тревожно, и она снова опрокинула рюмочку винца…

Проснувшись утром, Мария Степановна долго не могла вспомнить, как оказалась в спальне, резкая боль в затылке не позволяла оторвать голову от подушки, во рту пересохло. Через силу поднявшись, женщина  побрела в зал, где вчера был накрыт праздничный стол. Войдя туда, удивилась — все было чисто прибрано, вымытая посуда аккуратными стопками стояла на столе. Первым делом она стала искать вазу с лебедями,  но той нигде не было. Красивые бокалы стояли тут, куча тарелок и тарелочек, салатниц и подносов — все было на месте, а ваза, на которой должны красоваться два лебедя, как сквозь землю провалилась. В панике мамашка бросилась к ящику, где валялись пара разбитых стакана и  две половинки от тарелки, но среди битой посуды вазы тоже не обнаружилось. Бессильно опустившись на диван, Мария Степановна горько заплакала. В голове лихорадочно билась единственная мысль: что она скажет сестре, как объяснит пропажу вазы?..

 Не говоря никому ни слова, женщина в тот же день отправилась в город. Не заходя к сестре в гости, она обошла все магазины, но так и не нашла злополучную вазу с  лебедями. Усталая, она возвратилась домой и обреченно позвонила сестре, чтобы сообщить о пропаже.  Та сначала даже не поняла о чем хочет рассказать ей младшая сестренка, а вникнув в суть дела, долго и безудержно хохотала в трубку. Успокоившись она  поинтересовалась: уж не заболела ли Мария и  добавила:  «Лебеди ведь только на бокалах,  на вазе их  никогда и в помине не было. Посмотри в посуде, где-нибудь эта ваза обязательно отыщется, а не найдется — и Бог с ней, невелика потеря».

…Бледно-голубая ваза с резными краями скромненько стояла на серванте. Без бокалов она смотрелась не так торжественно и богато, как на свадебном столе. В  память о недавнем торжестве в ней остались с десяток шоколадных конфет и краснобокое яблоко...

Мария Степановна была абсолютно счастлива. Ну, а с чего грустить? Ее единственный сыночек обзавелся семьей, гульба получилась веселой и шумной. Теперь оставалось только радоваться за молодых да ждать внуков.

Н. Бондарева.

Борьба за трезвость

Вечерело… На скамейке, с нетерпением поглядывая на бугор, из-за которого вот-вот должно было показаться горластое козье стадо, как обычно, собрались хуторские бабы.

— Хучь бы ныне Васька не запил да не растерял коз, как в прошлый раз, — сноровисто перебирая спицами, громко заявила грудастая тетка Дарья. И тут же, повернувшись к одной из женщин, ехидно поинтересовалась: «Небось, пока козы на базу стояли, он опять к тебе, Нюшка, за самогонкой окунался?»

— Кому Нюшка, а для тебя Анна Петровна.  Я, почитай, на семь годков от тебя постарше буду, – небрежно переплевывая через губу шелуху от семечек, парировала черноглазая пожилая казачка. – Ты своего зятя, Дарья, на аркан привяжи и держи подле юбки. Или Любка твоя пусть его на поводке водит.  А меня нечего жизни учить.

 Остальные бабы на скамейке притихли, с интересом ожидая продолжения перепалки. В том, что скандал не за горами, никто из присутствующих ничуть не сомневался.

— Родного зятя изжила из дому, — буквально забрызгала слюной Дарья, – а теперь чужого споить решила? Вот пожалуюсь участковому, будешь знать, как гнать эту проклятущую самогонку да наших мужиков гробить!

— Не ори, не глухая я, — снова невозмутимо заявила баба Нюра и со злостью добавила,  – если б мой зять выпивал, да работу знал, я б ему слова не сказала, но ведь он лодырь несусветный был. Как с таким моей Манечке жить? А вы Ваську совсем делами замордовали. Посмотри на свою Любку, в ней, почитай, килограммов сто будет. Да и сама ты, как  погляжу, в теле. А зять у вас, словно соломинка — тонкий да звонкий.  А почему? Дочка твоя великовозрастная  нынешний денечек в холодке просидела, чтоб не дай Бог не обгореть на солнышке, а  Васька, как проклятый, уж пятый день за пастуха. Тут не то, что запить, с горя сбежать из дома можно!    

   Побелев, как мел,  от такой несправедливости, тетка Дарья подскочила, как ужаленная, спицы подрагивали в ее больших  натруженных руках.

— Да чтоб тебе пусто было, самогонщица, —  взревела она. — Уж если нашему Ваське плохо живется, то где ж мужикам лучше?

И как бы ища поддержки, повернула голову к невольным свидетельницам скандала:

— Ну скажите, бабоньки, разве ж мы зятя обижаем? Первый кусок – ему. Как за дитем малым ходим: сыт, обстиран, одних костюмов выходных в шифоньере – три штуки висит.  Но как ему их давать? Только из дома и — вдрызг пьяный. И тебе ни борьба правительства с алкоголизмом, ни Любкины слезы – ничегошеньки не помогает. Мы уж ему обещали  «Москвич» купить, лишь бы бросил с собутыльниками по углам ошиваться, а он — ни в какую. Только и трезвый был, что на свадьбе своей.

—Гляньте на мои руки, — продолжала женщина со слезами в голосе.— Неужто я для себя одной дни и ночи напролет вяжу эти платки, и коз целый табун держим? Все ради Любушки, ее алкаша да внуков. Хочется, чтоб в семье всего в достатке было: и дом, и стол не хуже, чем у других.

Женщины согласно закивали головами. У многих из них были свои счеты с Нюркой,  за которой уже давно и прочно закрепилось прозвище самой злостной хуторской самогонщицы.

Баба было открыла рот, чтобы выдать очередную порцию колкостей, но тут, как по волшебству, из-за угла появился Михалыч (так все хуторские – от мала до велика – величали местного участкового).

— Что за шум, а драки нету?— спросил он, подходя к скамейке.

— Вот, Михалыч, официально требую проверить Нюркину хату, — выпалила рассвирепевшая тетка Дарья.— Сама видала у ней в горнице за печкой флягу с бражкой.

Участковый строго глянул на всех и практически приказал:

— Пошли, Анна Петровна, вместе посмотрим, что ты хранишь в той фляге.

И тут же, повернувшись к Дарье, продолжил:

— А если ты, Дарья Ивановна, напраслину несешь, тоже ответ держать будешь.

— Раз такое дело, я тоже пойду и сама покажу, где Нюрка зелье держит,— упрямо заявила тетка Дарья и зашагала вслед за участковым и  семенящей за ним бабой Нюрой...

В горнице пахло яблоками, вишневым компотом и  зверобоем.

Заглянув за печку, участковый действительно обнаружил там  сорокалитровую, плотно закупоренную флягу с подозрительно раздувшимися боками. Сама Нюрка лишь тихонько ахнула, увидев  изменившуюся форму емкости. Она долго не могла выполнить указание участкового, суетясь вокруг замка крышки. Когда, наконец, овальное кольцо соскочило с  металлического язычка крышки, бабахнул настоящий взрыв…

Эту картину и участковый, и Нюрка с Дарьей запомнили на всю жизнь. Открыв непроизвольно зажмуренные глаза, они увидели удручающую картину:  крышка фляги, пролетев метра три, разбила оконные стекла и приземлилась в палисаднике. По светло-зеленым стенам горницы (для пущей красоты хозяйка при их побелке добавляла в разведенный с водой мел несколько флаконов зеленки) обильно  растеклись  сиреневые разводы. Белый потолок, словно шрапнелью, был побит вишневыми косточками, в некоторых местах они настолько плотно вошли в побелку, что выковырнуть их оттуда можно было только ножом.

 Хуже всего выглядели непосредственные участники события: с головы до ног  залитые красной липкой жидкостью, пахнущей дрожжами и прокисшей вишней, они несколько минут растерянно смотрели друг на друга. Первой пришла в себя тетка Дарья, и таким отборным матом прошлась по обидчице, что впору было составлять протокол…

Это происшествие недели две не сходило с языков у хуторских кумушек. Баба Нюрка в объяснительной по факту случившегося написала:

«Затеяв бражку, примерно через два дня я добавила во флягу трехлитровую банку забродившего компота, а чтобы  винный запах не разносился по всему дому, плотно закрыла крышку фляги. Закрутившись с делами, десять дней я ни разу не открывала емкость и даже не заглядывала за печку. Когда участковый потребовал открыть флягу, подумала, что может  произойти взрыв, уж больно фляга была надута, но перечить Михалычу не посмела…». 

Кроме приличного штрафа и покореженной фляги, бабка Нюрка была вынуждена заново побелить горницу, выстирать Дарье платье и фартук. Форму участкового пришлось сдавать в химчистку, так как привести ее в надлежащий вид в обычной стиральной машинке оказалось задачей непосильной…

После неприятных для души и кошелька событий  продавать самогон зятю Дарьи бабка Нюрка зареклась.

Шла вторая половина восьмидесятых. В стране продолжалась борьба за трезвый образ жизни.

Н. Толстопятова.

Согласно знакам зодиака

Мать Кольки искренне верила астрологам, сверяла с гороскопом каждый свой мало-мальски важный шаг. В их доме стало непреложным правилом начинать утро с прослушивания советов для Скорпионов. Как одеться и вести себя с коллегами на работе в тот или иной день, покупать холодильник или повременить, отправляться в отпуск или отложить его на осень – женщина верила звездам, вернее, тем предсказаниям, что каждое утро вещали по телевизору.

Бывало, частенько она говаривала своему несмышленому пацану: «Ты, Колюшка, одевайся нынче теплее, слышишь вон, Скорпионам рекомендуют беречь горло и держать в тепле ноги».

И когда после этого маленький неслух приходил домой с промокшими носками и сваливался с высокой температурой, мамаша ахала и причитала: «Вот говорила же тебе, а ты не верил, потому теперь и болеешь!».

С первого класса, руководствуясь все той же совместимостью характеров, заботливая мамочка тщательно подбирала для единственного чада друзей, согласно гороскопу, и даже оправдывала его плохие оценки, если день у сына все по тем же астрологическим предсказаниям выпадал неудачный.

Постепенно и сам Колька твердо уверовал в непогрешимость звездного провидения, а, став взрослее, любил вместе с родительницей поговорить о неотвратимости судьбы и влиянии звезд на жизнь простых смертных. Закончив школу, а затем институт, Николай несколько раз влюблялся в однокурсниц, но так и не решился связать ни с одной из них свою судьбу. По настоятельному совету матери он искал идеальную супругу, безупречно подходящую ему по гороскопу, но, к сожалению, среди его возлюбленных такие не попадались.

Николаю было уже далеко за тридцать, его одноклассники и однокурсники обзавелись семьями, некоторые из них были женаты во второй, а то и в третий раз, а он продолжал жить в доме со своей мамашей, не чаявшей души в отпрыске, постепенно лысея и полнея на ее пирогах.

— Придет и твое счастье, — говорила сыну женщина, подливая в тарелку наваристого борща. – Вон, Ванька, твой лучший друг, если бы прислушался к совету астрологов, то не бегал бы по бабам, как по полосе препятствий. Поверь моему слову, он и со второй женой жить не будет. По гороскопу, я смотрела, она ему вовсе не подходит, и единственное, что путное может получиться у них с Мариной, так это умные, одаренные дети. А счастья в семье там не видать, уж слишком они по звездам несовместимые.

Здоровенный, широкоплечий Иван долго хохотал, когда Николай на одной из вечеринок вкрадчивым голосом поведал ему о неперспективности его брака.

— Сколько лет проживем вместе — неважно, главное, что мы любим друг друга и нам хорошо вместе, — весело заявил друг.— Искать идеальную партнершу до самой старости, как ты, я не собираюсь. У тебя, вон, уже лысина блестит, а детей, их ведь не только родить, а еще успеть воспитать надо. Ну а если наша Настенька, — кивнув на маленькую белоголовую девчушку, продолжил друг, — окажется талантливой, мы будем рады, если нет—тоже не огорчимся. Для нас с Маринкой она по-любому самая лучшая из детей.

После таких разговоров Николай заметно грустнел и с новой силой принимался за поиски суженой.

Но каждый раз, как только он приводил в дом очередную знакомую, мать пристально расспрашивала претендентку о месте и дате рождения (вплоть до часов и минут появления на свет), других «гороскопных» данных и чертах характера, присущих знаку зодиака потенциальной невестки. Как правило, та, после такого допроса с пристрастием, давала незадачливому жениху от ворот поворот.

… Новый год Николай ждал с нетерпением. Именно в следующем году, согласно большинству астрологических прогнозов (а Николай прочитал их массу), у него должны были наступить кардинальные изменения в личной жизни. Отмечали праздник они вдвоем с матерью. Поздравления Президента, бой курантов … Стоя с бокалом шампанского в руке, Николай, как ребенок, спешил загадать одно-единственное желание — в этом году он должен обязательно жениться, иначе грош цена его вполне обеспеченной жизни, престижной должности и хорошей машине. Не досмотрев праздничный концерт до конца, мужчина отправился спать, ведь завтра наступал новый период его жизни. Утром, едва проснувшись, он по привычке щелкнул пульт телевизора и, сладко потянувшись, стал ждать гороскоп на день, благо тот начинался именно с его знака зодиака. Совсем скоро приятный женский голос с экрана телевизора провещал, что сегодняшний день для Скорпионов является едва ли не самым главным в году, определяющим дальнейшую судьбу на много лет вперед, а первый встречный вполне может стать второй половиной. От счастья Николай буквально подпрыгнул в кровати и стал торопливо одеваться. Он не мог себе позволить, чтобы его единственная сегодня прошла мимо. Чтобы не спугнуть нечаянное счастье, матери, возившейся на кухне, он крикнул, что идет в магазин за хлебом и, накинув куртку и шапку, выбежал во двор. На улице в утренних сумерках было тихо и морозно, за новогоднюю ночь снег изрядно припорошил дорожки, кое-где намело небольшие сугробы. За воротами Николай огляделся по сторонам и уверенным шагом направился к центру поселка, где, вероятно, и ждала его встреча с суженой…

Миновав кладки, мужчина поравнялся с вековой вербой и вдруг услышал где-то сбоку невнятное бормотание.

Обернувшись на голос, Николай увидел пьяную женщину, безуспешно барахтающуюся в снегу. Пытаясь подняться на ноги, покрасневшими пальцами она цеплялась за тонкие ветки вербы, но те ломались, и неудачница снова и снова сваливалась в сугроб. Размазывая по лицу пьяные слезы, горе-путешественница подбадривала себя: «Ну, еще разик и все получится, я не замерзну. Господи, ну помоги мне добраться до дома!».

К своему ужасу в пьяной особе Николай узнал соседку, любившую по поводу и без повода приложиться к рюмке. Мужчина опешил от такой превратности судьбы, ведь даже слепо веря в астрологический прогноз, он не был готов связать жизнь с такой вот первой встречной. Вне себя от злости на соседку-алкоголичку, да и на самого себя, он круто повернулся и зашагал дальше, но, пройдя несколько шагов, остановился и уныло поплелся назад. Ведь не мог же взрослый мужчина допустить, чтобы эта пьяница замерзла. Дотащив растрепанную, дрожащую от холода женщину до ее калитки, мужчина вернулся домой и, рухнув на диван, провалялся на нем до самого вечера. О чем думал, он не рассказал даже матери, но с того злополучного дня, услышав гороскоп на день, резко перещелкивал пультом на другой телеканал.

Спустя год, он женился на молодой коллеге, совсем неподходящей ему ни по возрасту, ни по гороскопу. Просто, сам не понимая как, Николай крепко привязался к хохотушке Наташке, принципиально не верящей ни в какие астрологические прогнозы и предсказания, но зато умевшей искренне радоваться любой мелочи и быть счастливой, несмотря ни на что.

Н. ТОЛСТОПЯТОВА.

Кровинушка

Наш земляк, уроженец хутора Нижнедолговского Алексей Неведров, пишет сказки о казаках, их быте, жизни, традициях и военной службе. Свое творчество он обнародует в социальных сетях. С некоторыми его произведениями мы хотим познакомить наших читателей.

Случилось это давно, но не так давно, чтобы можно было позабыть. Жила на хуторе семья: казак, его супруга да четверо их ребятишек — славных сынов- шалунишек. Семья не богатая и не бедная: на житие- бытие хватало: худоба в хозяйстве справная, одежда приличная.

Одним словом, обычная казачья семья. Своим трудом на жизнь дружно зарабатывали. Придет пора сенокоса – старший сын родителям помогает, а средний – за младшими присматривает. Все, как пальчики на одной руке: как беда – в кулачок собирались, все невзгоды и трудности сообща переживали. Друг за друга братья, как стена, вставали – никто из соседних детей не мог их обидеть.

Отец-казак всегда говорил им: «Мы – семья, казачьего рода-племени. Держитесь, дети, за родных, ведь никого, кроме них, нет вам родней на матушке-земле».

Как-то осенним теплым вечерком собралась казачья семья спать ложиться: погасили свет в курене. Вдруг раздался стук в дверь, собака залаяла. Подошла казачка-мать к двери с вопросом: «Кто там?», а в ответ – тишина. Другой раз спрашивает: «Кто там?», а в ответ – детский плач. Открыла женщина дверь, а на крыльце в корзинке ребенок новорожденный. Удивилась казачка: «Кто ж такой окаянный от кровиночки своей отказался, подкинул мальца?» Позвала мужа. Посмотрел тот на малыша и говорит: «Ну что ж, мать, было у нас с тобой четверо сыновей, а теперь будет пятеро. Кружку молока да ложку каши найдем и для него».

Окрестили младенца Федором в церкви станичной. Стали растить, как родного сына. Только злые языки всегда найдутся: рассказали люди недобрые Федору о его появлении на свет божий. Прибежит, бывало, Федор к матери и спрашивает: «Мама, мама, соседи говорят, что я вам не родной!» Обнимет казачка-мать сына: «Родной ты нам, последышек наш, кровинушка наша». Да и отец ее слова подтверждает: «Посмотри в зеркало – вылитый! Просто ты у нас слишком шустрый, вот люди и наговаривают, обидеть хотят!» Обрадуется сын словам таким и снова на улицу играть торопится.

Бежало времечко, как колесо по дороженьке пыльной, считая дни, как верста длинные. Выросли сыновья, женились, свои семьи завели. А казак с казачкой стали одни в большом курене жить да поживать. Сыновья родителей не забывали, каждое воскресенье с семьями заходили родителей навестить.

Время неумолимо берет свое – рано или поздно каждый человек заканчивает свой путь земной. Умер отец-казак, похоронили его сыновья с почестями, с любовью. Одела вдова одеяния черные, и осталась одна в курене свой век доживать. Прошло время, стала старушку хворь одолевать, а курень без мужских рук ветшать стал: крыльцо перекосилось, дверь не закрывается.

Продала казачка дом и пошла к старшему сыну жить. Живет у сына месяц, два, три, а на четвертый сын спрашивает: «Мама, а где деньги, за курень вырученные?» Отвечает казачка сыну: «Долги у меня были, вот раздала деньги – нет ничего». Говорит сын: «Иди к другому брату!» Пошла мать ко второму сыну. И второй сын попросил денег. Пошла к третьему – и о том же речи завел. И у четвертого сына история повторилась.

Пришла очередь идти к пятому сыну – Федору. Встретил кровинушка казачку-мать, как самого дорогого гостя. Хотя и был курень у казака справный, но небольшой. Место для кровати материнской определил в горнице – на самом лучшем месте, у окошка.

Живет казачка-мать год у сына, живет другой. Не спрашивает сын с нее денег. Не выдержала мать и говорит Федору: «Что ж ты, сыночек, денег не спрашиваешь?» Ответил казак: «Ты меня растила и денег не брала. Вырос я, стал на ноги – моя теперь очередь кормить тебя. Дети так должны поступать, ведь мы – семья!» Ответила казачка-мать: «Не зря, видно, учения отцовы для тебя прошли!» Расплакалась она, достала из-за пазухи сверточек с деньгами, полученными за курень, и отдала сыну. Не хотел брать сын деньги, но мать настояла на своем: «Пристрой к куреню еще комнату, а то тесно у нас, да купи лошадку – все в поле полегче будет».

Так и поступил благодарный сын... Долго жила казачка-мать у сына Федора, правнуков в армию проводила. На 120-м годике душу испустила. Сложил сын руки матери на груди ее, позвал старших братьев. И заплакали горькими слезами казаки. Увидел Господь Бог их слезы, сердца чистые да любовь безмерную к казачке-матери, воскресил он казачку и превратил ее в птичку-невеличку – неприметную горлинку. Выпорхнула горлинка в окошко и улетела.

Молва пронеслась в хуторах, станицах, мол, волшебная эта птичка: смотрит – кому живется худо, кто горечко ведет, кому помощь нужна. Сядет птичка-невеличка во двор казачий, поклюет зернышки, так сразу в семье казачьей все идет на лад. Так казаки и прикармливают горлинку зернышками, хлебом. Кто же счастья не хочет?

Алексей НЕВЕДРОВ.

Званый обед

Петрович всю жизнь прожил один. Прозвище Бобыль давно стало его вторым именем, и он совсем не обижался, когда кто-нибудь из старых друзей называл его не по имени или отчеству, а именно так.

Пылкая юношеская любовь Михаила Петровича закончилась глубоким разочарованием, когда он узнал, что его ненаглядная Настена выходит замуж за его же друга. С тех пор он недоверчиво относился к слабому полу, несколько раз за долгую холостяцкую жизнь пытался было устроить личную жизнь, но ни одна из претенденток не соответствовала высоким требованиям мужчины, и он безжалостно расставался с каждой. Со временем Петрович обзавелся собственным домом, по-мужски умело обустроил каждый уголок. Во дворе построил не только капитальные сараи, погреб для хранения варений и солений, но и добротную баньку…

Сосед Митяй частенько приходил к нему попариться, похлестаться березовым веничком, попить пивка, а заодно и пожаловаться на несносный характер своей супруги Катерины.

– Глянь, чего моя Катька удумала, – подвыпив, развязывал язык сосед, – требует, чтобы я душ ей на улице установил летний и соорудил беседку. Скажи, Петрович, ну зачем ей беседка нужна, что она в ней делать собирается? Лучше бы за грядками ухаживала. У тебя они вон какие ровные, будто ты их по шнуру делал.

Петрович лишь хмыкал в усы и молча внимал нытью соседа. А тот, найдя в нем благодарного слушателя, не унимался.

– Ну что за противная баба! Готовить толком не умеет, твои соленые огурцы и то вкуснее, а пилить с утра до вечера – вон какая мастерица.

За годы одиночества Бобыль действительно научился варить, мариновать, вести огород, как заправская хозяйка. Ему даже нравилось копаться в грядках, поливать, рыхлить их, а затем и собирать урожай. Земля отзывалась на заботу мужчины добрыми урожаями, вот только иногда досаждали соседские куры. Хлопоты Катерины о птичнике сводились к тому, чтобы утром насыпать зерна прожорливой стайке да собрать яйца в гнездах. Вот и бродили беспризорные хохлатки по чужим дворам, периодически делая набеги на огород Петровича. Несколько раз Бобыль упрекал соседку за недогляд, но та отшучивалась: мол, ну что спросишь с глупой птицы и обещала впредь не выпускать кур за пределы собственного подворья.

Однако спустя время те снова и снова разоряли грядки Петровича, и он был вынужден пересеивать и пересаживать рассаду, на чем свет костеря зловредную соседку.

Весной Митяй серьезно заболел и отправился лечить почки в областной центр. Катерина, оставшись одна, и вовсе запустила домашнее хозяйство: в огороде, саду, на хоздворе – повсюду чувствовались недогляд и отсутствие заботливой руки.

У Петровича же, как и всегда, весенние грядки вытянулись в струнку, радуя глаз окружающих. Вместе с первыми теплыми днями на них появились дружные всходы морковки, петрушки и редиса, посеянных рачительным хозяином под зиму.

Субботним утром Петрович устроил небольшую постирушку. После зимы, к майским праздникам, нужно было сполоснуть тюлевые занавески. Сняв пару из них, мужчина подошел к окну, выходящему прямо на хозяйский огород. Солнце ярко светило в стекла, Бобыль глянул во двор и обомлел: с десяток соседских кур под предводительством дородного петуха деловито рылись в его ухоженных грядках, уничтожая только что зазеленевшие всходы. Опрометью бросившись в огород, вне себя от злости и обиды, он запустил в несносную птицу огромный булыжник. Громким кудахтаньем нарушая привычную деревенскую тишину, куры разлетелись кто куда. И только задиристый петух трепыхался на изуродованной грядке.

…Воскресный день выдался солнечным и теплым.

– Катерина, – окликнул Бобыль, вышедшую на крыльцо соседку. – Как там Митяй, поправляется? Заглянула бы в гости, рассказала за мужа, заодно и отобедаем вместе. Праздник ведь нынче.

Катерина расплылась в улыбке и спустя пятнадцать минут, предусмотрительно захватив бутылочку винца, уже была в гостях у Петровича.

Пригубив стаканчик красненького, она охотно делилась, как протекает лечение мужа, с завидным аппетитом хлебая наваристый ушник да нахваливая золотые руки соседа. Бобыль, пару раз доливая горячего, а затем и подкладывая мясо в тарелку соседки, глубокомысленно заявлял:

— Ты, Катя, не стесняйся, бери куриную ножку, ешь мяско, как свое.

Время за доброй беседой пролетело незаметно, и раскрасневшаяся от вина да горячей похлебки Катерина засобиралась домой.

— Спасибо, Петрович, от души попотчевал, — уже на крыльце еще раз поблагодарила женщина соседа за радушный прием.

— Ничего не стоит, мне чужого добра не жалко, – снова улыбнулся Бобыль.

Смысл сказанного дошел до Катерины только в понедельник утром, когда она, шаря по гнездам в поиске яиц, обратила внимание на отсутствие в курятнике петуха. Катерину вдруг осенило, что у соседа и в помине птицы никогда не водилось, а угощал ее он явно не магазинной курятинкой.

Сгоряча женщина хотела было закатить скандал Бобылю, но, немного поразмыслив, решила промолчать. Что ни говори, куры ее, действительно, досаждали соседскому огороду, а ушник из петуха и птичье мясо она сама тоже ела.

Рассказывать Митяю после его возвращения из больницы о званом обеде ей тоже было не с руки, мужу могло это, ох, как не понравиться. Тайком у кумы на двух кур Катерина выменяла нового молоденького петушка, и с той поры неусыпно следила, чтобы ее птица не подходила к огороду Бобыля на пушечный выстрел…

Н. ТОЛСТОПЯТОВА.

Заначка

Этот случай произошел в далекие девяностые годы, когда полки магазинов были практически пустыми, дефицитом было все – от мыла с шампунем до конфет и колбасы. Зарплату задерживали до полугода. Люди вынуждены были постоянно экономить, рассчитывать бюджет, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

В декрет Нина уходила из магазина. Работа эта по тем временам была едва ли не самой престижной. А потому, чтобы не терять с годами установленные связи, женщина то и дело забегала в торговую точку узнать, не завезли ли чего дефицитного, что может понадобиться и ей. В семье подрастал семилетний сынишка, и родители старательно и задолго собирали его в первый класс.

Супруг Нины был заядлым рыбаком и мечтал о лодке – настоящей, как у соседа Димки. Ведь у его отца всю жизнь была самодельная долбленка, которая то и дело норовила перевернуться, стоило только с азартом потянуть попавшуюся на удочку рыбу. Добропорядочный отец семейства прекрасно понимал и отдавал себе отчет в том, что денег лишних у них нет, к тому же скоро еще один малыш должен появиться на свет, и расходы резко увеличатся. А потому Степан терпеливо откладывал средства на свою мечту с подворачивающихся калымов. Драгоценные, заработанные собственным потом рублики складывал в кармашек новенькой курточки, висевшей в шифоньере, которую прикупили к школе сынишке в том магазине, где работала жена. До нужной суммы на покупку лодки оставалось совсем немного.

…Как-то прогуливаясь по городу, Нина по привычке забрела к коллегам поболтать. Продавцы в это время разбирали только что полученный товар. На глаза молодой мамочки попалась детская курточка. Нина развернула ее, и ахнула – так она ей понравилась. Договорившись с девчатами об обмене, пока нет заведующей, женщина бросилась домой, быстро упаковала висевшую в шкафу детскую одеженку, а на ее место водрузила другую – более яркую и красивую. Довольная успешно провернутым дельцем, Нина неспешно занялась обычными домашними делами.

В тот день Степан вернулся домой поздно с очередного калыма, он очень устал. На столе к тому времени аппетитно дымился свежеприготовленный ужин. Нина в хорошем настроении встретила супруга. Он же, с свою очередь, протянул ей смятые денежные купюры и попросил прибрать их в тайничок. В голове у женщины промелькнул прошедший день: поход в магазин, обмен детской курточки, в кармашке которой хранились все мужнины сбережения… Нина не сказала супругу ни слова. Всю ночь она не спала, ворочаясь с боку на бок, переживала, вдруг кто-то купил уже отнесенную ею курточку с солидной заначкой в кармашке. А поутру, только лишь за Степаном закрылась дверь, женщина кинулась в магазин.

- Где моя курточка? — закричала она с порога. – Ее еще не купили?

Никогда не видевшие за долгие годы совместной работы всегда степенную коллегу такой взъерошенной, продавцы сначала даже растерялись.

- Да вон она, на кронштейне. Мы вывесили ее на продажу, заведующая ничего не заподозрила, — решили успокоить подругу девчата.

Нина трясущимися руками стала шарить по карманам одежки. Деньги целехонькие лежали на месте. Обессиленная переживаниями и бессонной ночью, женщина громко разрыдалась. Обеспокоенные работницы магазина окружили ее и стали успокаивать, как могли. Когда же Нина, придя в себя, рассказала приключившуюся историю, все дружно порадовались хорошему окончанию истории.

А через некоторое время Степан приобрел долгожданную лодку. Он так и не узнал, что его мечта могла бы и не сбыться.

В. ФАДЕЕВА.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.